Революционная сага
Шрифт:
— Вот! — с гордостью заявил смотритель.
— Что это?
— Сейчас вы изволите смотреть перечень поездов проследовавших 5 марта 1907 через эту станцию. Код совершенно простой, сейчас вы в этом убедитесь…
— И давно вы собираете эти данные? — спросил Рихард, перелистывая страницы. Они были такими же пыльными
— Чуть не со дня визита вашего предшественника. С 1902 года.
— Это что, он вам поручил?..
Смотритель покачал головой.
Так какого же ты хрена?.. — пронеслось в голове Рихарада, он
Конечно, если бы у смотрителя нашли бы эти книги, то неприятности у него возникли бы серьезные. Но кто стал бы искать революционера или шпиона на железнодорожной ветке, полезность которой даже для страны крайне сомнительна.
Ну а с другой стороны, очевидно, что именно ведение этой книги и составляло весь смысл жизни смотрителя.
Как странно получалось: обычно завербованные агенты забывали об обещаниях, как только человек из Протектората выходил из их дома. А этот напротив, воспринял игру всерьез. Слишком всерьез.
Амбарные книги Рихард отложил в сторону, стараясь не потревожить пыль в них.
Вернулся к чаю. Пил его долго, растягивая глотки, хотя напиток остыл, и его уже можно было выпить залпом.
Меж тем, Геллер этого не делал.
Впрочем…
— Я не затем сюда прибыл. Собственно, я бежал, спасаясь от опасного неприятеля, и мне еще предстоит с ним встретиться. Поэтому я отбуду сегодня же…
Что делать с книгами? Забрать с собой, а потом попросить у машиниста сжечь их в топке? Да что толку? Как только Геллер отбудет, этот недошпион начнет тут же черкать в новой тетради.
И ведь наверняка тут появится некто, кто перетряхнет дом сверху донизу, и за такие письмена поставят этого милейшего человека к стенке. И ведь смотритель знать не будет, что расстрел произойдет из-за его глупости, из-за шпионажа в пользу неизвестно кого…
Впрочем, сейчас к стенке ставят и просто так. Сейчас жизнь человеческая стоит дешевле винтовочного патрона.
Меж тем, начальник станции казался довольно мирным человеком. Рихард думал попросить у него хоть патронов, но у того не оказалось никакого оружия, за исключением лома и тяжелого всесильного красного фонаря — им путеец останавливал не банды — поезда в тысячи пудов.
И, если бы у Геллера имелся пистолет, он бы оставил его путейцу. Но у Рихарда была только винтовка и к ней единственный патрон.
— Так когда будет следующий поезд? — спросил Геллер у поникшего железнодорожника.
— В какую вам сторону?
— На север…
— На Кокуй?
Рихард кивнул.
— Около шести пройдет товарный. Вас устроит?
— Вполне…
Но в шесть поезд не пошел.
Не было поезда и следующего, в полдесятого.
Да и вообще — в тот день случилось целых пять отмен подряд.
Геллер и железнодорожник ждали поезд у окошка, пили чай чашка за чашкой, говорили
Через сон Рихард слышал, что через станцию где-то в три часа ночи прогрохотал поезд, тяжелый как семь смертных грехов. Дрожали кружки на столе, тряслась кровать, грозясь сложиться в самый неподходящий момент.
Может, стоило бы выйти на перрон, возможно поезд шел в нужном направлении и машинист взял бы пассажира.
Но было ленно и сонно, И Рихард повернулся на другой бок.
Будет день — и он обязательно уедет, выспавшийся и набравшийся сил.
Но это будет потом.
Не сейчас…
Аптека
Эскадрон сжался, стал размером со взвод. На одной ночевке пятеро дезертировали, прихватив одну тачанку.
Теперь всего-то и осталось, что дюжина лошадей и одна тачанка. Собственно, и на той пала лошадь. Вероятно, не выдержала потрясений и обилия событий. В отряде думали снять пулемет да бросить телегу.
Но Арво распорядился иначе: с одной лошади сняли седло, впрягли ее в тачанку. Идея была не то чтоб бестолковая, но неважная: лошадь всю жизнь проходила под седлом, потому таскать тачанку для нее было ощущением новым и непонятным.
Уже не получалось захватывать города, да и в селах приходилось держать ухо востро. Не понравится что крестьянам: так пере бьют всех цепами, возьмут на вилы…
Потому Лехто старался держаться проселочных дорог, мелких деревень…
…И едва не стал сам жертвой этой тактики. Повернув на узкой лесной дороге, его отряд чуть не въехал в пешую колонну. Шли бы по большаку — увидели издали, успели бы развернуться, спрятаться… Бы…
А так… Уже можно было рассмотреть суровые лица под шапками с красными звездами. Сотни винтовок были взяты на изготовку. Не хватало только приказа… И его будто был готов отдать единственный всадник, прискакавший откуда-то из середины колонны.
Но вместо того наездник спросил:
— Kes te olete?
— Ну-ка, ну-ка… — улыбнулся Лехто. И своим солдатам крикнул: — Не стрелять!
Затем спрыгнул с тачанки и пошел к всаднику. Что-то сказал ему… Обменялись, рукопожатиями. Наездник спешился.
Говорили с четверть часа. Беседовали тихо, спокойно. Командир красного батальона печально улыбался. Затем Лехто его ненадолго покинул, вернулся к тачанке, из своего саквояжа достал карту. Что-то объяснял, показывал направления.
После снова обменялись рукопожатиями, и Лехто вернулся на свое место в тачанке. Распорядился:
— Трогай…
И отряд Лехто тронулся навстречу пехотной колонне. Та тоже пошла, впрочем, пропуская тачанку и всадников.
Дорога была узка, и казалось: всадники плывут через море штыков. Упади с лошади — и будешь пронзен ими.