Революционное самоубийство
Шрифт:
Улица служила нам рингом, здесь мы устраивали небольшие боксерские поединки. Вместо перчаток мы обматывали руки полотенцами и начинали бой из пяти раундов. Нашими зрителями были местные пьяницы. Они бросали нам пятицентовые монеты и криками подзадоривали нас, маленьких боксеров. Они обожали кровавые зрелища, и мы удовлетворяли их страсть. Мы выходили на «ринг», дубасили друг друга без всякой жалости, кровью пачкали одежду, яростно кричали в пылу схватки — в общем, бились не на жизнь, а на смерть. Исполнявшие роль зрителей алкоголики прозвали меня «призером». Я свято верил в то, что после окончания боя победитель получает приз. Поэтому иногда «друзья бутылки» приносили мне коробочку крекеров «Джек» ценой в десять центов. Я стал думать, что все возможные призы на свете — это крекеры, ибо дешевое печенье было единственной знакомой мне наградой. Впрочем, мы
Впоследствии я вместе с Уолтером тренировался в спортивном центре на Кэмпбелл-стрит и участвовал в нескольких боях в «Клубе для мальчиков». Мой старший брат Ли Эдвард уже ушел из дома, когда я начал подрастать, но он часто заходил к нам, чтобы повидаться. Он тоже открыл мне немало секретов хорошего боя. Ли Эдвард завоевал в общине репутацию человека, не проигравшего ни одной схватки. Любой мальчишка в то время испытывал бы точно такую же гордость, какую испытывал я, имей он брата, про которого известно, что он постоит за себя во всех ситуациях. Несмотря на то, что Ли Эдвард был «своим» и прошел суровые испытания, он никогда никому не уступал. Именно старший брат больше, чем кто-либо в жизни, учил меня не опускать руки при самом неблагоприятном раскладе, смотреть сопернику прямо в глаза и атаковать без передышки. Даже если тебя сильно ударили и отбросили назад три-четыре раза, говорил мне брат, в конце драки ты можешь одержать верх. И он был прав.
Драка всегда занимала большое место в моей жизни, как они занимает в жизни большинства обездоленных. Некоторым людям это сложно понять. Мне было слишком мало лет тогда, чтобы я мог понять, что мы, из-за малейшего предлога бросавшиеся в драку пацаны, пытались кулаками утвердить свое мужское лицо и достоинство и использовали грубую силу в ответ на социальное давление. Для гордых, не потерявших чувство собственного достоинства людей физическая расправа была единственным средством, с помощью которого можно было устоять против скотского обращения с нами. Когда дерешься, узнаешь о себе много нового.
Драка — это не просто способ выживания, но и элемент дружбы. Пока я рос, участие в уличных столкновениях было существенным моментом товарищеского братства нашего квартала. Драки были разными: можно было подраться и с друзьями, а можно и с чужаком, но в последнем случае все местные мальчишки объединялись. Если по соседству объявлялся неплохой уличный боец, весть об этом разносилась по всей округе. Именно так я впервые услышал о Дэвиде Хиллиарде, который потом вступил в ряды «Черных пантер». Дэвид не относился к категории завзятых драчунов: он никогда не искал неприятностей сам, но, когда на него нападали, он демонстрировал недюжинную смелость. В наших краях он был известен как бесстрашный противник, не имеющий привычки сдаваться. Это одно из тех качеств, которое меня восхищает в нем больше всего; сформировавшийся еще тогда, восемнадцать лет назад, внутренний стержень Дэвида остается таким же крепким.
Мне было тринадцать лет, наступило лето, я только что окончил начальную школу и в это время познакомился с Дэвидом. Мы как раз переселились в Северный Окленд, где, наконец, смогли приобрести дом. Семья Дэвида недавно переехала в Окленд из Алабамы, они жили в соседнем квартале. Вскоре я и Дэвид близко сошлись. Мой новый друг очень понравился моим родителям, и его стали принимать, как родного. Порой мы интересовались, а не состоим ли мы случаем в родственных отношениях, ведь моя бабушка по отцовской линии носила фамилию Хиллиард и была родом из Алабамы.
Дэвид стал моим верным товарищем. В подростковом возрасте мы были не разлей вода. Он разделял со мной все обычные занятия тинэйджеров. Иногда мы проводили вместе целые дни напролет, слушая музыку и ведя настоящие мужские разговоры. Музыкальные команды пользовались большой популярностью в те годы. У меня не было голоса, да и сейчас я не пою, а вот у Дэвида получается хорошо. Вместе со своими друзьями он сколотил группу. В течение целого лета они репетировали каждый день, надеясь прославиться. У нас с Дэвидом было еще одно общее увлечение — противоположный пол. Парочка симпатичных девчонок жила как раз рядом с Дэвидом, так что дом Хиллиардов стал любимым местом наших сборищ.
Осенью мы оба поступили в среднюю школу Вудро Вильсона. В числе наших общих друзей была привлекательная девочка. Звали ее Патрисия Паркс, некоторое время я с ней общался. Но дело в том, что, как я сейчас думаю, я просто пугал ее до смерти. Стоило Патрисии завидеть меня, как она исчезала. Зато когда я познакомил ее с Дэвидом, они моментально поладили друг с другом, а потом поженились. Патрисия больше не испытывает ужас при виде меня.
Без Дэвида мое образование было бы неполным, он очень много дал мне и продолжает оказывать на меня влияние. Наша дружба настолько прочна, что это невозможно выразить словами. Мы дружим вот уже восемнадцать лет, мы не раз дрались вместе, отбиваясь от врагов, но мы ни разу не ссорились, между нами никогда не было серьезных разногласий. Мы во многом отличаемся друг от друга, однако каждый из нас уважительно относится к особенностям другого.
В средней школе я нашел еще одного надежного друга — Джеймса Кроуфорда. Он был на пару лет старше меня, но в учебе отставал. Обычно мы с Джеймсом без конца мутузили друг друга, сегодня ссорились, а на завтра сходились вновь. Он мог как следует вздуть большинство парней в школе, включая меня. Когда бы ни случалась драка, я неизбежно оказывался битым. Но я всегда возвращался, причем в руке у меня было что-нибудь очень убедительное — бейсбольная бита или кусок резинового шланга с металлической начинкой. Джеймс поневоле должен был проникнуться ко мне уважением, потому что я приходил к нему даже после того, как он клал меня на лопатки. Мы перестали драться в 1953 году. Тогда мы сколотили банду и придумали для нее название — Братство. Со временем состав нашей группы более или менее определился: человек тридцать-сорок образовывали постоянное ядро, это были чернокожие подростки из седьмого и восьмого классов. Банда девятиклассников числилась в наших союзниках. Роль лидеров досталась нам с Кроуфордом. Создание Братства (а наша банда была одной из немногих в Северном Окленде) стало непосредственным ответом на «белую» агрессию в школе. В то время в школе Вильсона черных подростков было раз два и обчелся, поэтому все чернокожие считали себя кровными братьями. Мы и называли друг друга родными братьями или кузенами. Мы объединились, чтобы дать достойный отпор учащимся-расистам, преподавателям и администрации школы. Белые учителя и школьники спокойно обзывали нас «ниггерами», и напряжение в отношениях между белыми и черными было видно невооруженным взглядом.
На игровой площадке чернокожие ученики тоже держались вместе. Мы играли во «взрослые» прятки, царя горы, рингелево (командная игра в прятки). Как бы то ни было, игры, в которые мы чаще всего играли, по-прежнему отражали наше неблестящее материальное положение. Часами наша компания резалась в кости или подбрасывала монетку. Поскольку ни у одного из нас не хватало денег на обед или даже на пакет молока, ставкой в игре служила еда. Нам также нравилась забава, которую иногда называют «перекрыть» или «дюжина». Это словесный поединок. Цель игры состоит в том, чтобы как можно больнее задеть противника, оскорбив его описанием сексуальных сцен с его матерью. Такое развлечение — обычное дело для негритянской общины. После этой игры я нередко ввязывался в драку, так как у меня не очень получалось обставлять соперников. По утрам, перед занятиями, мы с Дэвидом частенько обсуждали, как бы нам переиграть Кроуфорда. Но все наши планы в очередной раз шли прахом, потому что в школе Кроуфорд почти всегда обыгрывал нас. Обычный стишок, сочиненный Кроуфордом, мог звучать примерно следующим образом: «Мотоцикл, мотоцикл, едет быстро — не догонишь; киска у твоей мамаши похожа на задницу бульдога» («Motorcycle, motorcycle, going so fast; your mother's got a pussy like a bulldog's ass»). На самом деле, это были просто слова, и, не воспринимая их всерьез, мы оставались отличными друзьями и «надежными партнерами».
Годы обучения в средней школе как две капли воды походили на те, что я провел в начальных классах. Преподаватели старались смутить и унизить меня, а я отвечал на их провокации вызывающим поведением, чтобы сохранить самоуважение. В ту пору мне было еще невдомек, что в основе моего открытого сопротивления лежала непокорная, яростная гордость. Мои выходки приводили к неизменному результату: меня хронически исключали из школы. Часами меня увещевали то родители, то директор школы, то советник. Поддавшись на их уговоры, я в очередной раз заставлял себя подчиниться и давал обещание нормально вести себя в школе. Но стоило мне вернуться в класс, как провокации в мой адрес возобновлялись, и я не выдерживал. Опять меня вызывали к директору, и я вновь отправлялся на улицу. Происходившее со мной напоминало вращение двери-вертушки: каждую неделю повторялось то же самое, что случалось неделей раньше.