Революция.com. Основы протестной инженерии
Шрифт:
Революция 1917 года, перестройка 1985–1991 годов шли по модели виртуального форматирования действительности, за которым следовало физическое изменение. Это был интенсивный переход, но и все варианты естественных переходов также строятся на появлении первоначальных изменений в каких-то сегментах виртуального пространства. Происходит «эрозия» виртуального сегмента, которая впоследствии позволит заменить одни правила другими. Подобный процесс имеет сегодня место и в Америке, когда критические голоса начинают звучать все громче, чему способствует и проходящая президентская избирательная кампания.
Трансформация виртуального пространства может также затруднять нужную трансформацию пространства реальности, о чем говорит известный
В преддверии войны в Афганистане Джордж Буш собирал свою коммуникативную команду, состоящую из К. Райс, К. Хьюз, Д. Барлетта и на тот момент пресс-секретаря А. Флейшера. Смыслом его обращения стало создание понимания у американского народа, что предстоит долгая и трудная работа и от того, как Белый дом сможет объяснить свои цели, будет зависеть успех всей кампании. Позже Буш сказал: «Я продукт эры Вьетнама. Я помню президентов, которые вели войну, бывшую непопулярной, а нация была разделена» [22. – С. 95]. То есть перед нами возникает иной статус как информационного, так и виртуального пространства, без которых невозможно сегодня обеспечить победу в пространстве реальности.
Виктор Хэнсон справедливо говорит о войне на многих фронтах, перечисляя не только военный и дипломатический, но и философский, и культурный [23]. При этом он движется именно в рамках войны виртуальной, чему собственно и посвящена вообще его публицистика и научная работа. Так, он восхищается примером, когда на В-52 было написано NYPD, то есть нью-йоркское полицейское управление. Он исправляет массмедиа, которые больше говорят о том, чего не делает Америка (не воюет с исламом, с арабским народом), чем о том, что именно она делает (защищает западную цивилизацию, свободы, религиозную и политическую толерантность). Практически все это работа только на одном фронте – виртуальном, хотя он и не употребляет этого понятия. Данная статья завершается словами: «Эта война действительно ведется на всех фронтах, как нам говорится. Наши лидеры должны напомнить нашим друзьям и однотипно врагам, что мы так же уверены в наших ценностях и идеях, как в наших авианосцах и коммандос» [23. – С. 74]. В. Хэнсон не просто стимулирует патриотизм в стране, он одновременно защищает ощущаемую им атаку на виртуальные объекты, которые не могут существовать без внутренней поддержки. Им требуются не только виртуальные игроки (героические солдаты и командиры и любимые им героические пожарные и полицейские Нью-Йорка), но и одновременно потребители виртуальных объектов (само население). Одно без другого невозможно, поскольку виртуальные объекты живут и существуют только в наших головах. Это хорошо было известно советской системе – одной из самых мощных в мире по порождению и поддержке виртуальности. Ведь советский мир был в основном виртуальным. Он часто вступал в противоречие с миром реальным, но виртуальность всегда была сильнее.
Борьба с неопределенностью как основная задача стратегии также оказывается возможной с помощью опоры на виртуальный компонент. Дуглас Фейт, являющийся заместителем министра обороны США, подчеркивает, говоря о Дональдсе Рамсфелде: «Его большой стратегической темой является неопределенность. Необходимость работать стратегически с неопределенностью. Невозможность предсказывать будущее. Границы нашего знания и границы нашего интеллекта» [24]. Он также характеризует Рамсфелда как такого, кто не любит предсказаний: «Мы также не работаем с «ожиданиями». Ожидания слишком близки к «предсказаниям». Они нас не радуют. И это одна из наших серьезных стратегических предпосылок».
Если проанализировать работу с неопределенностью, то с неизбежностью мы должны опираться на виртуализацию. Можно увидеть три возможных этапа такой работы:
• виртуальное заполнение;
• структурирование;
• оценка достоверности.
Мы заполняем неопределенность нашими представлениями, затем структурируем их, потом оцениваем по степени достоверности.
Еще одним вариантом полноправного включения виртуальности можно считать правило, которое Т. Соувелл обозначил как «думание за пределами первого шага» [25]. При этом многие решения социальных проблем могут быть достигнуты с помощью компромиссов, возможных на следующих этапах.
Приведем несколько недавних примеров столкновения виртуальности и реальности, вызвавших серьезные протесты. В этих случаях осуществляется определенный перенос реальности в виртуальность, к которой оказывается не готовым массовое сознание. Буш использовал образы 11 сентября (уже виртуальные) в своей рекламе в рамках президентской кампании, что вызвало одновременно бурю возмущения. Карен Хьюз следующим образом пытается оправдать этот поворот: «11 сентября не просто отдаленная трагедия из прошлого. Она действительно задает наше будущее. Она изменила навсегда нашу национальную публичную политику, и важно, чтобы следующий президент знал, что мы все еще воюем сегодня из-за этого дня. Мы воюем с террором» [26]. Эта аргументация призвана утихомирить голоса протеста.
Реалити-шоу «Большой брат» в такой арабской стране, как Бахрейн, также вызвало бурю протестов после показа на экране поцелуя в щеку между юношей и девушкой [27]. При этом, чтобы избежать подобных оскорблений, мужчины и женщины вообще жили в разных секциях специального дома, имели отдельные комнаты для молений. Они могли встречаться только в гостиной, кухне и саду. Не было кадров из женских спален. В результате все заговорили об этом поцелуе. А поскольку это было начало шоу, то разгневанные зрители писали в газеты: «Если это начало, то каким же будет конец?»
Третий пример пришел из Китая, где к 2020 году ожидается 40 млн. неженатых мужчин. Такая ситуация образовалась из-за политики одного разрешенного ребенка в семье и из-за предпочтений в пользу мальчика, а не девочки. Теперь в некоторых деревнях развешаны плакаты, которые сообщают: «Девочки так же хороши, как и сыновья» [28]. То есть виртуальное вступило в противоречие с реальным, что привело к кризисной ситуации.
Здесь вновь законы виртуальности вступили в противоречие с законами физического мира, поскольку публичная виртуальность наиболее символична, к ней наиболее чувствительно массовое сознание, что произошло как в случае США, так и в случае Бахрейна по однотипным основаниям. Китайский пример демонстрирует существенное влияние виртуальности на форматирование реальности. Сходную ситуацию можно отметить в Ираке, когда американцы постарались срочно заменить динары с изображением Хусейна. Дуглас Фейт говорит по этому поводу: «Интересно, как это важно и связано со всей проблемой того, думают люди, что Саддам может вернуться» [24].
Внимание к виртуальности необходимо всем постсоветским странам, поскольку они оказались вне своих героев. Невозможно, соответственно, создавать и удерживать какой-либо вариант национальной идеи как объединяющей всей мини-идеологии, если не будет своей героики. По этой причине следует совершить ряд конкретных действий:
• провести «аудит» внутренней героики;
• провести «аудит» внешней героики, которая уже присутствует в виртуальном пространстве;
• проанализировать возможные пути движения создания своей новой героики;