Ревущие девяностые. Семена развала

Стиглиц Джозеф Юджин

МИФ О ГЕРОЯХ

Миф о том, что наше процветание есть заслуга наших экономических героев тоже очень опасен: он отвлекает внимание от того, на чем оно должно быть сконцентрировано — от экономической политики. И он увеличивает уязвимость экономики: превратности экономики неизбежно ставят под сомнение способность наших героев творить чудеса, а потеря доверия к этим героям может повлечь за собой соответствующую потерю доверия к самой экономике.

Более того, зачастую экономические сдвиги сильно запаздывают, и связь между причиной и следствием не всегда является прозрачной. Мы много десятилетий делали крупные вложения в высокие технологии, но загадочным образом эти инвестиции никак не отражались в данных о производительности национальной экономики. В 1990-х годах, наконец, наступил час окупаемости — и большая часть заслуг была приписана краткосрочным мерам политики Рубина и Гринспена, по-моему, слишком большая часть, что, я надеюсь, мне удалось объяснить в главах 2 и 3.

С позиций сегодняшнего дня наши вчерашние герои гораздо более похожи на простых

смертных, чем мы считали когда-то. Но когда дутая реклама, прославлявшая этих псеводогероев исчезла из наших СМИ, стали вырисовываться гораздо более серьезные вопросы. Не спали ли они иногда на своем дежурстве? Ибо если они были достаточно могущественны, чтобы содействовать подъему, если они с такой готовностью принимали почести за то, что случилось тогда, то они, разумеется, должны были бы взять на себя некоторую ответственность за то, что получается теперь.

Сейчас и в прошлом существуют два разных и непримиримых взгляда на мировое развитие. Один из них рассматривает историю, как процесс, определяемый объективно существующими силами, наши герои только актеры на сцене, персонифицирующие эти силы. Если бы их не было, кто-нибудь очень похожий на них, сделал бы многое из того, что они сделали, в основном с теми же последствиями. Согласно другому взгляду лидеры играют центральную роль. Большинство экономистов и социологов принадлежат к первому лагерю, я тоже принадлежу к нему, что в общем неудивительно. Я считаю, что мы приписываем нашим лидерам больше заслуг и возлагаем на них большую ответственность, чем они того достойны.

Экономики подобны большим кораблям — они не могут за немногими исключением быстро развернуться. Семена сегодняшних успехов и провалов были почти наверняка посеяны гораздо раньше. Все зависит от нашей интерпретации исторического процесса. Если наши успехи в прошлом были результатом хорошего руководства наших лидеров, то значит наши судьбы в их руках, а наша задача просто состоит в том, чтобы выбирать хороших лидеров. Если же наши успехи в прошлом и наши провалы в настоящем объясняются политическим курсом, будь-то управление дефицитом или дерегулирование экономики, тогда у нас остается возможность восстановления процветания путем изменения политического курса.

Я убежден, что от лидеров многое зависит, но лишь потому, что от лидеров зависит выбор политического курса и, значит, от лидеров требуется видение того, куда идет наша экономика, куда идет наше общество. Отнюдь не очевидно, что без лидерства Клинтона мы занялись бы сокращением дефицита, или без Рейгана и Буша у нас не было бы огромного дефицита, который впоследствии пришлось бы сокращать.

МИФ О «НЕВИДИМОЙ РУКЕ»

Вряд ли какая-либо идея оказала столь сильное влияние, как идея «невидимой руки» Адама Смита, заключавшаяся в том, что ничем неограниченный рыночный механизм, ведомый как бы «невидимой рукой», обеспечивает эффективные результаты, что каждый индивидуум, преследуя свои интересы, содействует общим интересам. Девяностые годы и то, что последовало за ними, показало, что высший менеджмент, преследуя свои собственные интересы, не только не содействовал укреплению американской экономики — но даже, наоборот, легко обогащаясь, менеджеры делали это за счет других.

Предыдущие десятилетия показали, что высший менеджмент необязательно работает на увеличение общей стоимости акционерного капитала. Они также продемонстрировали роль инвестиционных банков как пособников и подстрекателей: банки делали деньги на организации слияний и делали деньги на распаде конгломератов. Но за этим стояла еще более глубокая проблема. Когда менеджмент добивался увеличения рыночной стоимости акций, это зачастую происходило за счет других. Фирмы часто финансировали поглощение других фирм эмиссией облигаций. При больших объемах этой эмиссии возрастает вероятность банкротства. Новые облигации могут быть настолько рисковыми, что становятся «мусорными» облигациями [121] : рынок признает, что имеет место значительная вероятность дефолта. Одним из трюков, отработанных до совершенства Майклом Милкеном [122] в период 1980-х годов была маскировка порожденных этими операциями проблем. Если заимствовать средства в объеме, превышающем необходимый (для финансирования поглощения, например. — Пер.), можно избыточные фонды использовать для обслуживания долга в течение первых двух лет или несколько дольше; такой промежуток между проведением операции и коллапсом оставляет много времени для того, чтобы свалить вину за крах на кого-нибудь другого. Но, как правило, к моменту эмиссии новых долговых обязательств у фирмы есть старые обязательства перед другими лицами — т.е. теми, кто предоставил ей кредиты, и уходящими на пенсию, фирменная пенсия которых зависит от продолжения ее существования. Эмиссия «мусорных» облигаций ведет к эрозии ожидаемой стоимости этих обязательств. В случае прочих держателей облигаций эффект становится немедленным и явным, как только курс «мусорных» облигаций падает. В случае же пенсионных фондов рядовых работников фирмы этот эффект станет явным только в момент ее банкротства. Но если акционеры и получают определенную выгоду, то это происходит за счет обязательств перед другими лицами. Очевидно, что замаскированная кража была неотъемлемой частью капитализма на протяжении долгого времени. Новые технологии Ревущих девяностых позволили усовершенствовать способы этой кражи, обеспечив высшему менеджменту богатство, далеко превосходящее самые радужные мечты манипуляторов семидесятых и начала восьмидесятых годов ^{122} .

121

Junk bonds —

«мусорные» или «бросовые» облигации. Высокодоходные облигации, имеющие кредитный рейтинг ниже инвестиционного. Часто используются для финансирования поглощений выкупов контрольных пакетов высшим менеджментом. После поглощения либо распродаются активы поглощенной фирмы для скупки эмитированных облигаций, либо их курс искусственно сбрасывается, и они выкупаются эмитентом по бросовому курсу. Часто такие операции сопровождаются банкротствами. — Примеч. пер.

122

Michael Milken — американский менеджер инвестиционных фондов. В 1980-е годы работал в инвестиционном банке Дрексель Барнхэм Ламберт (Drexel Burnham Lambert). Ввел в широкое применение «мусорные» облигации. Мог мобилизовать значительные финансовые средства. С помощью своих мошеннических операций составил себе огромное состояние. На пике своей карьеры получал жалование в 550 млн долларов в год. В 1989 г. был осужден за мошенничество и вымогательство и приговорен к 10 годам тюремного заключения (позднее срок сокращен до двух лет) с пожизненным запретом работы в инвестиционном деле. — Примеч. пер.

Пока капитаны промышленности трубили о достоинствах критерия максимизации стоимости акционерного капитала и при этом строили беспроигрышную для себя систему вознаграждения при любом повороте событий, ученые-экономисты занимались выяснением, почему этот критерий, особенно если он применяется с кратковременным горизонтом, может и не обеспечивать повышение общей эффективности экономики. Более того их интересовало, почему стандартная интерпретация Адама Смита, подчеркивавшая неограниченное преследование эгоистических интересов индивидуумами, является ложной. Представлялось, что в смитовской логике нет места для нравственных соображений, для таких моральных качеств, как преданность и доверие. Но сам Смит понимал ограниченность возможностей рыночного механизма, и знал, что дело обстоит не так [123] . И современная нам экономическая наука объяснила, почему экономические системы, в которых сильны эти моральные качества, фактически функционируют лучше, чем те, где они отсутствуют.

123

Сам Адам Смит был далек от вульгарно-стандартной интерпретации своих воззрений. В своем более раннем труде «Теория нравственных чувств» он выводит нравственность из способности человека «... разделять какие бы то ни было чувствования прочих людей». При этом он исходит из принципов Шотландской школы философов, представителями которой были Шефтсберг, Хатчесон и Юм. В его основном труде «Исследование о природе и причинах богатства народов» нет развернутой концепции «невидимой руки». О ней лишь упоминается в двух разрозненных местах, причем делаются две важнейших оговорки: механизм «невидимой руки» эффективен лишь при условии, что (а) капитал вкладывается лишь в той стране, где создается; и (б) в экономике отсутствуют сверхприбыли. Подробнее см.: Пирогов Г. Глобализация и цивилизационное многообразие мира. М., 2002. Вопрос об интерпретации концепции «невидимой руки» ставится американским экономистом и лауреатом Нобелевской премии 2002 года Верноном Смитом, указывающим на то, что шотландские философы и вслед за ними А. Смит вовсе не утверждали, что следование собственным интересам является необходимым условием эффективного функционирования рыночного механизма. Правильная интерпретация их концепции заключается в том, что следование собственным интересам может не противоречить функционированию этого механизма в интересах общего блага. См.: Smith Vernon L. Constructivist and Ecological Rationality in Economic. Nobel Prize Lecture. Stockholm. Dec. 2002. — Примеч. пер.

Прежние экономические теории исходили из допущения, что заключение и обеспечение выполнения контрактов не связано ни с какими издержками, и, таким образом, когда кто-то делает что-то для кого-либо другого, существует контракт, которого стороны строго придерживаются. Но это очень далеко от реалий экономической жизни, где контракты зачастую неоднозначны, они становятся предметом спорного толкования и вытекающее обращение в суд связано с весьма значительными издержками, более того, большинство экономических трансакций осуществляется без заключения контрактов. В реальном мире очень часто встречаются контракты в неявном виде, взаимопонимание и нормы поведения, обеспечивающие достаточно гладкое функционирование общества. В основе работоспособности экономических систем, в общем и целом, лежит взаимное доверие (trust). Индивидуумы делают то, что они обещали сделать. В последнее время, на примере неэффективных социумов мы убеждаемся в том, насколько катастрофическими последствиями для экономики чревато обрушение доверия. Так как выполнение контрактов в неявной форме не может быть обеспечено через суд, они могут произвольно расторгаться. Это расторжение может принести кратковременные выгоды, но таит в себе опасность огромных издержек в долговременной перспективе. В 1990-е годы важнейшие части социального контракта были развалены. И когда одна фирма нарушала свои контрактные обязательства в экономике, где господствует в качестве критерия сальдо Счета прибылей из убытков, это заставляло другие фирмы следовать ее примеру, Точно так же фирмы, придерживавшиеся принципа честности в бухгалтерском учете, испытывали давление со стороны тех, кто любыми средствами максимизировал сальдо Счета прибылей и убытков.

Современная экономическая наука продемонстрировала, что существуют пределы возможностей «невидимой руки» и свободного от всех ограничений рыночного механизма. В период Ревущих девяностых мы пренебрегли этими выводами современной экономической науки так же, как и уроками предшествующих десятилетий, такими, например, как крах системы С&К. Вместо этого мы предоставили в распоряжение высшего менеджмента корпораций новые стимулы и более совершенные инструменты для личного обогащения за счет других.