Рэя
Шрифт:
Но, когда он её брал в свои руки, она тут же зажималась, напрягалась. Когда дело доходило до оргазма, она не кричала и не вопила, как умели симулировать настоящие профи, а лишь тихо стонала, сопела. Взяв в рот одеяло, прикусывала и терпела. Сколько раз он из зубов вырывал, возвращал в мир безобидного наслаждения, и убеждал, что ей боятся нечего, а нужно просто расслабиться и поверить, что это он, – она его скромно целовала, вонзала во влагалище член, и по новой начинала.
Ей удалось его довести до оргазма трижды, подойти впритык к тому моменту, когда нужно просто остановиться, выбросить член из рук и переключиться
Как и предупреждала, – будет истязать, пока у самой хватит сил, но не пытками, а изнурительным сексом. Сама же, вдоволь наскакавшись верхом на его пузе, спустила всю сперму в сторону и, протерев простыней, завершила контрольными, сладкими оральными ласками, нежно работая язычком, до тех пор, пока орган не обмяк окончательно. Три раза прерывала акт, усмиряла его нрав, проверяла пальцами свои недавние раны, нет ли там крови, и начинала всё сначала. Сама же теперь, чувствуя инстинктивно, что в запасе ещё пара часов, решила отоспаться. Как и обещала – у него на груди.
Влажная шапочка отправилась на пол, цепочка – под подушку, и, спросив разрешения сомкнула руки у него на шее, а ногами запуталась в одеяле. Но мысли были только о дочери.
Но тому стало не до сна, вспомнив комнату для экзекуций.
– Скажи, это правда, что ты актриса? – внезапно, спросил.
Она лежала, скрыв часть лица под одеялом, закрыв глаза.
– Вообще-то, десять лет назад начинала как дублёр сцен экстремального жанра. Но для порнорежиссёров на камеру – ты актёр, а за кулисами ещё и шлюха. Что было делать, сосать научилась быстро.
– Тебя часто били?
– Если для тебя удары плёткой – избиение, то ДА. Для меня – это привычное дело. Меня истязали.
– И, зачем?
– Что?
– Зачем это делали?
– Кто-то платит деньги, кто-то снимает, кто-то ловит кайф, от этого всего…, а я – просто играю.
– Терпишь?
Промолчала. Но голову высвободила из плена мягкого одеяла.
– И каково это, терпеть?
– Никак. Есть места на теле, где я ничего не чувствую, а есть такие только прикоснись иглой, и я сознание теряю. А в основном, на съёмках – проф. врачи. Они знают, где можно бить и синяка не будет. С ними безопасно.
– А тут?
Промолчала вновь. И положила ладонь на его широкую грудь.
– Зачем все это терпишь? – он захотел взглянуть в глаза.
– А, что мне ещё делать? Я не хочу быть ничтожеством и шлюхой.
– Но, больно же…
– Боль – временная штука. Да и в некоторых местах не чувствую. А вот быть грязной шлюхой – сродни унижения.
– Но ты же…
– Да, блин! Иногда, лучше умыться спермой, чем сломать себе палец…
– Не понимаю, зачем так унижаться…
Приподняла голову, чтобы заглянуть тому в глаза.
– Скажи, тебе понравилась эта ночь?
– О, да! Запомню надолго…
– Тебе было противно?
– НЕТ!
– Я тебя, как-то, унизила?
– Нет.
– Может, оскорбила, сделала больно, было отвратительно и тошнотворно?
– Фу! НЕТ! – вскрикнул он.
– Вот и я людей не понимаю, – опустила голову на подушку. Посмотрела в потолок. – Я всегда стараюсь делать всё правильно, продать настоящие чувства и любовь, но в ответ, получаю боль и ненависть. Вместо уважения – желание меня унизить. Что я такого сделала? Я знаю: я просто слабая и доверчивая. А животные (говорит об извращенцах) уважают только силу. Я не животное, я – девушка. Я создана для того, чтобы любить.
Раз уж люди не в силах оценить её актёрские таланты (способность играть роль жертвы), она готова всех любить, за деньги. Но и тут людям важно осквернить её достоинство и столкнуть в яму, чтобы упала на самое дно. Вот от этого многие и получают удовольствие.
– Тебя больно били?
– Заткнись, пожалуйста! У меня осталось пару часов, и я хочу поспать.
Он продолжил говорить – решил, что пришёл его черед приоткрыть завесу тайны на свою жизнь. Но, после нескольких вопросов без ответа, взглянул на её лицо – а она уже спала и тихо сопела. И невозможно было от себя оторвать – уцепилась в шею, словно обезьянка, обняла.
Он просто поцеловал её в лоб, как ребёнка и продолжил тянуть аромат её волос, чтобы запомнить навсегда. И, если случится снова приступ, то сможет по запаху вспомнить. Только так, иначе нельзя.
Она стояла в душе, под рассеянной струёй горячей воды. Руками упёрлась в зеркальную стену, и смотрела на свои носки. Прошло пять минут, как покинула тёплую постель, со спящим телом; пробежалась по коридору, закрыла счётчик, активировав свой электронный ключ… И работа была завершена!
Она только сейчас осознала, насколько крупно ей повезло. Мало того, что не почувствовала боли, унижения, так ещё и бонус – наслаждение. А могла на четвереньках уползти, как это было всего-то годом ранее. Теперь же, считала минуты, сколько раз пропищит счётчик, прилепленный на входе в кабинку душа, и осталось-то: собрать свои мысли воедино, пройтись мигом по комнатке, где нашла приют перед новым выходом на воображаемую сцену… Где мебель хранит её следы от ногтей, размазанные капельки крови… Где она, поначалу, ревела, а после – в своё отражение с ненавистью смотрела. Собрать в спортивный рюкзак все, принесённые из дому личные вещи; забрать, кровью и потом, заработанные деньги и побежать к ней, к дочке. Без оглядки.
«Сколько будет в этот раз»? – спрашивала, стоя под струёй.
Сердце упорно билось, паром покрывалось лицо напротив, но для неё – ночи с Джеком, стали лотереей. С первым его приходом – пять сотен с ходу, за просто так, чтобы просто рядом провалялась. И, с каждым новым его появлением, ставки только возрастали. Последние несколько месяцев она им кормилась, с ним развлекалась, отдыхала и даже забавлялась, а для других – он стал причиной для ненависти, возмущений и прочих издевательств. И, наконец, что ей только что дошло – он показал ей её собственное лицо. Увидев себя, она поняла, что так больше жить нельзя. Фактически, рабство, в котором десять лет прозябала, закончилось на нём. А далее – свобода. Ту, о которой мечтала и, в тоже время, боялась.