Рейдон
Шрифт:
— Слушай, Кросс, и слушай хорошо. Ты либо вытягиваешь руки через решетку, чтобы я смогла надеть наручники, как мне было приказано, или я делаю звонок. И знаешь, какой звонок я собираюсь сделать?
— Нет, — прошептала я, чувствуя, как перехватило дыхание от страха и от непролитых слез.
Я старалась не сводить глаз с комбинезона, притворяясь, что вместо тюремной одежды на мне пижама или что-то в этом роде.
Однако она меня не отпустила. Какой-то блеск в ее глазах заставил встретиться с ней взглядом и то, что я увидела в нем, была ненависть. Не только ко мне, по крайней мере, я так не считаю, но ненависть к каждой из нас. Офицер Слоун ненавидела каждую свободную
— Я могу прийти к неутешительным выводам, что ты сопротивляешься офицеру, это требует применение новых мер воздействия. Ты это хочешь? Ты действительно хочешь закончить это так?
Я подавила дрожь, пронзившую мое тело.
— Нет.
— Что же это было? Я тебя не слышу.
— Я сказала, нет!
Время поезду сойти с рельс. Я сделал это еще раз.
Ну, благодарить не за что.
В тюремном блоке стихло.
Если я что-то и узнала, так это то, что люди быстро создавали свою репутацию в тюрьме. Как бы там ни было, люди получали представление о вас, как только вы попадали в блок, и с этого момента вы были этим представлением. Моим прозвищем практически сразу стало Мышонок. Хотя иногда я задавалась вопросом, бывает ли мышь с таким длинным языком. Я может быть несмелая, но мой языковой фильтр периодически давал сбои.
Я была тихой и всегда держала все в себе, это и напомнило женщинам вокруг меня робкую мелкую мышь. Сначала это меня беспокоило, но через некоторое время, я осознала, что никто не обращал на меня внимание. Когда ты в тюрьме, быть невидимкой неплохо.
Вот только мои выкрики определенно привлекли внимание женщин вокруг меня. Я услышала мимолетные вздохи удивления, сопровождаемые свистом и смехом.
Лицо офицера Слоун покраснело, ее глаза выпучились, и весь ее вид показывал, что она готова взорваться. Я бы хотела успеть захлопнуть себе рот руками и вернуть все то, что я только что сказала, но обратного пути не было. К слову добавить, если бы я держала руки у рта, я бы не вытянула руки сквозь решетки, как меня попросила Слоун, а я была уверена, что это наихудшая идея в этот момент.
Я вытянута руки сквозь решётки, напрягаясь от чувства холода, когда стальные наручники застегнулись на моих запястьях.
— Пытаемся самоутвердиться, не так ли? Ну, вперёд, Кросс. Давай попробуем, выйдет ли из этого что-нибудь? У нас с тобой впереди длинная прогулка к залу посещений. На прогулке может случиться все, что угодно. Чтобы ты на это сказала?
— Извините, — прошептала я, действительно сожалея о сказанном. — Я больше этого не сделаю.
Я действительно этого не сделаю. Это случилось первый раз во время моего заключения, когда я так выступала, но я видела, что за это могла понести наказание.
Офицер Слон не только обладала репутацией за то, что имела жёсткую руку, но и за то, что умела сдерживать любое недовольство. Возможно, она шутила, когда ссылалась на насилие, пока мы обе знали, что видеокамеры не снимают ее, но, возможно и нет.
Мне никогда не узнать об этом.
— Можешь поставить свою задницу на кон, посмотрим, куда это приведет. Будь уверена, я прослежу за этим. Открыть ворота двенадцать!
Я отдернула свои руки как раз вовремя, чтобы не попасть под большую металлическую дверь, которая открылась, чтобы выпустить меня. Взглянув на Слоун, я не была уверена, хорошо ли это быть вне видимости камер. Думаю, что остаться в запертом тюремном блоке было бы куда лучше, чем быть вне его, да и к тому же идти куда-то с враждебным буйно помешанным подобием охранника.
Не говоря уже о том, что сейчас я была совсем сбита с толку. Я была на зоне чуть больше года (пустяк,
Я была полностью готова провести остаток своей жизни, не видясь с близкими мне людьми. Я была настолько подготовлена к этому, что боялась каких-либо упоминаний о посещениях. Это настолько нарушало мой обычный распорядок дня, на который я себя настроила и на который я опиралась. Я задумалась над этим, и на самом деле сконцентрировалась на этом, в тишине следуя за офицером Слоун, которая приветствовала и грубо переговаривалась со всеми офицерами, мимо которых мы проходили.
В конце концов, я больше не смогла этого выносить.
— Офицер? Могу я задать вам вопрос?
— Кто знает? Попробуй. Если повезет, я даже отвечу тебе. Впрочем, я могу посчитать, что вопрос был нарушением, после чего я применю необходимую к тебе силу. Знаешь, жизнь — это риск. Если напрямую, сука, но я думаю, ты и так это знаешь. В конце концов, ты же здесь. Если ты этого еще не поняла, то вряд ли поймешь.
Я молчала, переминалась с ноги на ногу, смотря в пол. Эта была одна из тех вещей, что я ненавидела во время своего заточения. Люди постоянно, казалось, говорили загадками. Они никогда не говорили того, что имели в виду, а значит, я никогда не знала, что должна была делать или сказать. Например, как сейчас. Я понятия не имела, что она хочет от меня. Она хочет, чтобы я задала свой вопрос? Или она хочет, чтобы я держала рот на замке. Как, черт возьми, мне это понять?
— Господи, Кросс! Мне что, нужно держать тебя за руку? Если ты хочешь задать вопрос, так задай же его! Я не собираюсь быть твоей нянькой.
— Ох, — я протараторила это так быстро, как будто бы у слова был один слог, — извините.
— Просто скажи уже что-нибудь! Милостивый Господь.
— Извините. Я просто хотела узнать, почему вы ведете меня в зал для посещений?
— А почему, черт возьми, по-твоему, я это делаю, Кросс? Как ты думаешь, почему мы водим людей в зал посещений?
— Нет, я понимаю. Я имею в виду, я знаю, зачем в здании зал для посещений. Просто…
— Что? Проклятье, скажи уже, что хочешь сказать, или можешь просто заткнуться.
— Я считаю, это не ко мне. Я имею в виду, не думаю, что посетитель пришел ко мне. Никто не навещает меня с тех пор, как меня здесь закрыли. И думаю, никто не начнет этого делать.
— Нет. Это не ошибка, Кросс. Я считаю, что знаю, что делаю. Это определенно к тебе.
— Тогда можете сказать кто это?
Тогда офицер повернулась ко мне, с отвращением на лице. Смотря на нее, я задумалась, как человек с таким взвинченным характером, не скончался от сердечного приступа или инфаркта. Кажется, она восприняла это нормально, однако ее лицо приобрело гримасу, от которой мне захотелось убежать или спрятаться. Это вид человека, который был действительно опасен и который находился в шаге от причинения большого зла. Забавно, похоже, мы застряли в тюремной камере.
— Просто, где, по-твоему, мы находимся, в женском общежитии?
— Нет, мэм.
— Нет? Ты уверена в этом? Потому что то, как ты говоришь со мной, наводит меня на мысль, будто мы какие-то подружки или еще какая херня.
— Нет, мэм.
— Это хорошо. Это по-настоящему хорошо. Потому что, я скажу тебе кое-что. Я намного больше похожа на твой самый жуткий кошмар, чем на твою подружку. Можешь ли ты вбить это в свою сраную голову? Больше никаких вопросов. Уяснила? Или я не отведу тебя туда, где ты сейчас должна быть.