Рейдовый батальон
Шрифт:
Лениво поднимаюсь. Послать к черту и лежать дальше? Смертельно надоело бездельничать. Бока от камней болят. Взял кроссовки и перебрался по каменной гряде к площадке, где расположился лейтенант.
– Чего тебе, взводяга? – спросил я у Корнилова.
– А поболтать, з-замполит?
– О чем?
– Ну, в смысле анекдотов.
– Думать надо, а мозги уже растаяли. Наверное, ни армейских, ни политических, ни про Чапаева даже не вспомню.
– А я про это и не люблю. Я люблю про «б-баб-с».
У него – была дурацкая привычка в разговоре
– Саня, про «баб-с» – это лишнее возбуждение твоего неокрепшего ума при нашей импотентной жизни. Давай лучше чайку попьем да на горы посмотрим. И потоскуем.
– Как это на горы потоскуем?
– А ты посмотри, какое зыбкое знойное воздушное марево стоит над горами. Над морем в зной тоже такое марево. Вот сиди на камушке и представляй.
– К-короче, предлагаешь мечтать.
– Точно. Предлагаю.
Мы сели на раскаленные камни – сидишь как на сковородке. Неудобно мечтать.
– Исаков, принеси-ка, б-будь любезен, б-броне-жилет.
– Зачем?
– Т-товарищ с-солдаг. Я сказал б-быстро! Пока я твое мясистое мурло не намял.
Солдат что-то забормотал по-своему, непонятное, и нехотя побрел к нам, волоча по камням бронник.
– С-солдат, поаккуратней с имуществом. И еще раз скажешь свое «ананенский джаляп», так этот «джаляп» в т-твоих зубах и застрянет. П-понял?
– Так точно, – ответил солдат уже без злобы и с заискиванием смотрел на взводного.
– Вот т-так и смотри л-ласково и п-преданно в глаза к-командиру. Шагай на пост, с-смени Джураева.
Мы уселись на развернутый бронник, а снайпер побрел уныло на пост, продолжая что-то бормотать.
– Вот в-видишь, идет и бубнит, весь с-свет ругает и себя за дерзость, и нас за то, что не вовремя и не там сели п-помечтать.
– Год только прослужил, а видишь, Саша, пытается зубы показать.
– Вырвем.
За спиной что-то заурчало. Мы оглянулись и посмотрели вниз на шоссе. По бетонке растянулась колонна КамАЗов-«наливняков». Впереди шел БРДМ, который внезапно открыл огонь из пулемета по нашим позициям. Я, Александр, солдаты, сержант – все дружно рухнули за камни, в мертвое непростреливаемое пространство. А эта сволочь продолжала поливать по нам свинцовым дождем.
Колонна была наша, а не афганская, поэтому стрелять не стали в ответ, да и для этого еще до оружия надо добраться. Кругом пули свистят и визжат.
– Пусти ракету, дескать, мы свои, а то этот мудак не успокоится. Там ведь внизу старые «горелики» валяются, вот он для острастки и долбит поверху, на всякий случай.
Корнилов прополз к эспээсу и пустил две ракеты, кинул мне «дым» и «факел». Я их быстро зажег, но пулеметчик то ли не видел их, то ли не верил, что на вершине наш пост, продолжал молотить. Корнилов вышел на ротного, тот – на комбата, комбат – на нас. Мы объяснили, что тут творится, что за стрельба. Комбат доложил в штаб полка. БРДМ стрелять закончил и умчался вслед колонне. Мы успокоились и сели вновь позагорать. Со стороны Кабула в небе медленно приближалась пара вертушек Ми-8.
Вдруг вертолет, летевший впереди, пустил ракеты по нашей высоте. «Нурсы» вонзились в камни, метров на десять пониже лежанки. Солдаты и мы с взводным запрыгнули в считаные секунды в эспээс. Вторая серия ракет прошла там, где мы только что отдыхали, к ракетам добавился и пулеметный огонь. Черт! Точно попали. Кучно стреляют!
Все позиции батальона заволокло клубами дыма, это солдаты подали сигналы, что на горах – свои. По ротам комбат начал запрашивать, все ли целы. Удивительно, но все. Никого не зацепило. Вертушки сделали еще два круга и улетели вслед за колонной.
– Все этот козел из БРДМа на нас вертолеты сопровождения направил! Наверняка, – сказал я.
– Д-да уж, больше некому. По нему из гранатомета в ответ надо было дать, но потом не д-докажешь, что не в-верблюд.
– Еще интереснее было бы вертушку завалить. Чего они, бараны, без разбора молотят? Неужели не знают, что операция армейская проводится? Ты представь, Саша, первые ракеты пришли бы метров на десять выше – легли бы все. Тут такая тушенка была бы!.. Фарш из нас тобой и всего взвода.
– Н-не хочу быть ни «фаршем», ни «паштетом», ни «рагу»! Хочу домой ж-живым, а не в ящике.
– Н-да козлизм! Не так «духи» опасны, как свои.
– Да уж, кому как не тебе это знать. Вообще от тебя, Ник, н-надо подальше держаться. Ты п-пули притягиваешь. Иди-ка к себе. Отдыхай.
– Ну, спасибо, за гостеприимство! Нет, мил-человек, я от тебя не уйду без чая.
– Джураев! Б-быстро лейтенанту кружку чая, он нас покидает. Д-да поскорее, а то штурмовики еще прилетят. Б-без тебя было т-так тихо и спокойно. А я еще хотел, дурак, с т-тобой в карты поиграть. Н-нет уж лучше посплю.
Солдат вскипятил чай в банке из-под компота, принес сухарь и сахарок. Я с наслаждением все выпил, съел, потянулся. – Саня, а может, в картишки?
– Н-нет, нет уж. Иди, иди. От тебя одни н-неприятности.
Забросив автомат за спину и повесив на грудь лифчик с магазинами, я побрел к себе. Проверил бойцов, поменял молодых часовых на старослужащих, прилег на спальник, прижавшись к камням. Сверху сержант над нами растянул плащ-палатку. Прямые лучи не палили, но от духоты можно было задохнуться. Вода во фляжке такая теплая, что лучше и не пить. Сон опрокинул в пропасть забытья, но чей-то противный голос вернул меня к реальности.
– Товарищ лейтенант! Ротный зовет! – Меня за ногу теребил унылый солдат. Грязные потоки пота струйками стекали по его лицу.
– Солдат! Ты почему такой грязный? Салфетка есть освежающая?
– Есть.
– Ну так физиономию и руки протри. А то так заразу какую-нибудь быстро подхватишь. Ты – Свекольников или привидение?
– Так точно! Свекольников!
– Хочешь быть здоровым и выжить, «не чмырей», «не будь чмошником», а то задолбят сержанты и старослужащие. Ты, наверное, бывший студент?