Рейдовый батальон
Шрифт:
– Я тут старший, лейтенант Ростовцев. – Приложил руку к козырьку.
– Почему торговый центр стоит здесь? Почему дорожки к нему не посыпаны? Вход необходимо развернуть в сторону штаба! Быстро действовать, даю времени сорок минут.
– Ни х… себе, – ляпнул из угла сержант Дубино.
– Дубино! Заткнись! – рявкнул я.
– Почему хамите сержанту? – обрадовался возможности докопаться до меня майор.
– Дубино – это фамилия такая. Его фамилия, – усмехнулся я.
– Вы еще и смеетесь надо мной! Издеваться! Дискредитировать! – зашелся в крике красавчик.
– Никто не издевается. Просто все устали, две недели почти без сна, и это после боевых.
– Быстро выполнять приказ, лейтенант!
– Нет, я ваш приказ выполнять не буду. Я не знаю, во-первых, кто вы, во-вторых, комдив лично все объяснил, и как ставить в том числе, указал и разметил.
– Ах, не будешь выполнять приказ?! Не знаешь, кто я?! Да я Ромашица – секретарь партийной комиссии! Это я руковожу всем этим мероприятием. Выполнять! – Майор продолжал орать и делать при этом страшные глаза – напугать хотел, наверное.
– Ну, вы еще не секретарь парткомиссии, мы вас еще не избрали, – буркнул нагло я. А сам подумал, может, еще и не изберем. (Ха! Не изберем!) Если прислали, значит, изберем: других ведь кандидатур, как всегда, не будет.
– Да я тебя в порошок сотру! Ты кто по должности, лейтенант? – начал брызгать слюной секретарь.
– Зам. командира первой мотострелковой роты по политчасти.
– Ты у меня взводным станешь, я тебе устрою. Выполнять приказ! Даю сорок минут. Объявляю вам строгий выговор за хамство.
– Есть, строгий выговор, – ответил я, – только не понял, за что и от кого.
– Молчать! – вскричал майор и, повернувшись на каблуках, выскочил из палатки.
Лицо его стало красным, глаза чуть из орбит не выскочили. Еще немного воплей – и пена изо рта хлынет от бешенства.
– Ложись все! Отдыхать! – скомандовал я солдатам и загрустил. Вот ишак, упал на мою шею, откуда взялся такой негодяй. Тут война, люди гибнут сотнями, а такая сволочь сидит в штабе и изводит всех, да еще орденов нахватает. Майор на полковничьей должности. Сейчас станет подполковником, а под вывод досрочно – и полковником (как я угадал!).
Сержант подошел ко мне и извиняющимся тоном спросил:
– Товарищ лейтенант! Переставлять будем але не?
– Дубино, и надо же было тебе ляпнуть матом! С тебя все пошло.
– Ну вот, нашли крайнего. Чуть что, сразу Дубино. Фамилия, что ли, нравится всем? Да он уже злой был, як пёс зайшёв.
– Да я понимаю все. Но от этого не легче.
В палатку вбежал полковой писарь. Оглядевшись, он подбежал ко мне, взгляд нагло-ехидный.
– Товарищ лейтенант! Вас в штаб в строевую вызывают!
– Кто и зачем?
– Да капитан Боченкин. Какой-то майор из-за вас скандал закатил.
– Ну ладно, не болтай, прямо ты изнемогаешь, выполняя боевую задачу. Иду-иду.
Я вошел в штаб. Штаб гудел как улей. Трещали пишущие машинки, трезвонили телефоны, люди бегали из кабинета в кабинет с бумажками. Строевик встретил меня удивленно и недоуменно.
– Лейтенант! Ты чего натворил?
– В смысле?
– В прямом. Тебя только и осталось под трибунал отдать. Прибежал тут новый секретарь парткомиссии, как с цепи сорвался, начал с порога орать и топать ногами, служебную карточку твою требовать. А она, между прочим, до сих пор не пришла с предыдущего места службы почему-то. Я ему объясняю, а он слушать не хочет, требует новую завести. Пока я ее «создавал», он вот тут у моего барьерчика топтался и багровел. Стул предлагал – не садится. Боялся, наверное, что злость пройдет. Вот, гляди, что он тебе в нее вписал: «За попытку срыва отчетно-выборной конференции соединения – строгий выговор». Так что тебе, как замполиту, можно дальше не служить. После этого только сорвать с тебя погоны и расстрелять! – Он при этих словах добродушно засмеялся, затягиваясь сигаретой.
– Вот спасибо, обрадовали. А то я думал: наградной на орден опять вернули.
– Ты шутишь или как?
– Да какие шутки! Выговор-то он мне уже объявил – факт, а вот если еще и наградной лист вернется, тогда труба. Ромашица теперь точно его зарубит.
– Что стряслось-то, объясни? Клуб поджег? Аллею героев сжег? В клубе на сцене кучу навалил?
– Что издеваться-то? Палатку под магазин не так поставил. Спорить начал, сказал, что он пока еще не партийный босс, еще не избран и всякое бывает.
– Ха-ха-ха! Ну ты даешь! «Не избран еще и всякое бывает». В армии всякое не бывает. Что, другого изберем, что ли? Шутник. Ну ладно, я результат твоей шутки положу к остальным служебным карточкам. Пока для истории. Весь полк ознакомлю: повеселится народ.
– Он, гад, орать начал, ногами топать, а мне комдив лично все указал, где ставить, в какую сторону вход. Ладно, пойду, скоро проверять заявятся.
В палатке дремали бойцы, усталость этих суматошных дней их просто подкосила. После Джелалабада ни минуты отдыха, да и там мы не на курорте были.
– Дубино! Собирай солдат и на ужин, затем – в роту, а я тут пока отдуваться буду перед начальством.
Все ушли, а я загрустил по причине взыскания, могильной плитой рухнувшего на меня (да и черт с ним, после Афгана уволюсь, к дьяволу, из армии). Долой дурдом.
Вдруг раздались знакомые голоса, и, распахнув полог входа, ворвался потный и большой, как слон, командир полка, следом вошел генерал и «начпо», полковник Севостьянов, затем замполит Золотарев, Ромашица и еще несколько штабных.
Я встал со стола и направился докладывать, но командир полка махнул на меня кулаком, и я замер, сливаясь с белым фоном утеплителя.
Генерал огляделся и произнес: «Ну вот, тут все хорошо. Дорожку только песочком посыпать и доставить пару столов. Все. Идем дальше!»
Ромашица злобно посмотрел на меня, ничего не произнес, я вышел вместе со всей толпой. Основной замполит полка подозвал меня и промямлил:
– Дорожки посыпать, столы взять в клубе, поставить охрану на ночь, чтоб ничего не украли. Сейчас телефонную линию протянут связисты. Ну а вы в роту – работать. Потом на совещании расскажете, что у вас тут было. Ростовцев, с вами одни неприятности. Совещание в двадцать три ноль ноль. Идите. Трудитесь.