Рейдовый батальон
Шрифт:
– Счастливчик, – вздохнул Микола. – Ну, пошли, «почуфаним»!
– Иди один.
Мы с Саней прыснули от смеха и пошли к ротам.
– Ну и словечко «почуфаним».
– Рассказываю всю родословную Мелещенко, – ухмыляясь, сказал Мелентий. – У Миколы был брат, который учился со мной в одной роте в училище, по имени Гриша.
Так вот, Микола – его младший брат, этого Гриши. Придет к братьям посылка с родины, с Украины, полная сала. Счастье у братиков – прямо глаза светятся от радости. Приходит в роту младшенький к старшему: «Братуха, пойдем, почуфаним!» Зайдут в класс, сядут за парту, нарежут сала,
– Так ведь в Кабуле в отделе кадров обещали, будет служить возле штаба армии.
– Ах, вот как его обманули. Ну, с батальоном, понятно, обманули, а вот как в Афган заслали? Как не вывернулся?
– Не знаю, не знаю, надо будет спросить.
– Ну что, по ротам или на обед в столовую?
– По ротам. Не лезь нигде на рожон. Тебе еще полтора года до замены. Войны на твой век хватит.
– Спасибо за заботу. Но думаю, после бойни под Бамианом хуже уже не будет. Ты в такую переделку за два года попадал?
– Нет, Ник, Бог миловал! Но ты не расслабляйся. Как в песне поется – «вот пуля пролетела, и ага!» Ну, будь здоров!
– Пока!
Погода все ухудшалась. Моросил мелкий-мелкий дождь, похожий на мокрый туман, нагонял тоску. Богом забытые места. Пока я дошел до своей роты, обстановка резко изменилась. Машины вновь заревели двигателями. Получен приказ на срочное выдвижение из долины. С таким трудом входили и вот уходим. А куда?
Вышли к аэродрому в базовый лагерь к дивизионным тылам. Задачу поставили такую, что в животе похолодело. Батальон занимает высоты в районе Ниджераба. Горы покрыты снегом, температура порядка минус десять, сильнейший ветер. Может, задача на день, а то до Нового года осталось всего ничего. Есть совесть у командования или нет?
Рота поднималась выше и выше, снег становился все глубже и глубже. Сбитнев отправил меня на самый верх. Холод стоял собачий. Какие могут быть «духи» в такую погоду в горах? Мы разбили лагерь, вырыли в снегу лежанки, окружив их камнями. Три круглосуточных поста: у одного поста – я, у другого – зам. комвзвода Дубино, у третьего – сержант Полканов.
Мокрый снег, ветер, вокруг ни черта не видно. Холодно. Бр-р-р.
Сутки прошли в наблюдении и дрожании от холода. Все сырое: одежда, обувь, тело. Днем пришел приказ: сидеть на задачах затаиться. В Новый год вести себя спокойно на точках и никуда не двигаться.
А тут и двигаться никуда не хочется в такой собачий холод. Весь день пролежал, глядя в небо, и понемногу мерз. В небесах – сумрачно, по сторонам – белым-бело. В долине броня стоит, люди суетятся, костры горят. Гораздо теплее и веселее. Комедия ошибок и парадоксов какая-то: центр Азии, где люди от жары умирают, а мы тут от холода дубеем. Для этого ведь Сибирь существует!
К ночи похолодало еще больше, однако тучи ветром разогнало, и небосвод стал огромным и звездным. Мириады звезд еще больше подчеркивали ничтожность и быстротечность существования человека, тем более на войне.
Время
Вверх, к звездам понеслись трассы пулеметного и автоматного огня, артиллеристы повесили «люстры» – осветительные снаряды и мины. Кто-то выстрелил из орудия, кто-то бахнул из БМП. Небо озарилось свечением от ракет и стрелкового огня. Над всеми задачами, где расположились наши роты, началась стрельба. Дал в небо очередь и я, выпустив целый магазин. Вокруг стреляли солдаты, а пулеметчик, стоя, стрелял в черную бездну и громко матерился. Бойцы кричали: «Ура!» – и подбрасывали шапки. По связи вышел комбат и стал ругаться, хотя только что с его КП тоже палили. В «кунге» ему хорошо, а тут одна радость – трассеры пустить.
Над Баграмом и Кабулом также было все в огнях. Мы в горах стрелять закончили быстро, патроны экономили, а вот внизу успокоились не сразу. Я лег в спальник, продырявил баночку с соком и выпил за наступивший Новый год. Романтика… Новогодняя ночь – ночь кошмара. Спать лег одетым прямо в спальный мешок, постелив бушлат под себя, чтоб не примерзнуть к ткани.
Проклятый холод, дрожь бьет все части тела ночь напролет. Минутное забытье – и снова пробуждение. Как в бреду. Время от времени окрик: «Часовой!» Бойцы с постов отвечают. Если нет ответа, приходится превозмогать лень и холод, надевать полусапожки, выбираться из мешка и идти на пост и пинать спящего бойца. Рычать ему в лицо, стучать по башке, натирать снегом грязную от сажи физиономию, грубо материть.
Возвращаться на лежбище еще противнее. Надо разуваться, снимать бушлат, застегивать спальник, пытаться принять удобную позу, чтобы в спину впивалось как можно меньше камней.
Среди ночи приказ – усилить посты. Приходится выставлять еще один пост. Утром все разбиты и измучены. После восхода солнца только и начинается отдых. Завтрак, а затем легкая дремота, переходящая в сон с громким храпом измученных бойцов. Вечером роты спускаются вниз на броню, и полк передвигается обратно в Баграм.
Загнали нас на Новый год в горы. Зачем? Поиздеваться? А может, спасти от потерь? Кто знает?
Утром вновь входим со стрельбой в кишлак и возвращаемся на оставленные посты. Проверили – мин нет. Осматривая развалины, заметили четверых «духов». Они нас – тоже. Постреляли друг в друга. Враги убежали, унося раненого, словно растворились в винограднике. Кровь на тропе дорожкой уходила в глубокий кяриз. Приказал Владимирову понаставить растяжек. Ночью сработали две из четырех. Бах, бах!!!
Утром на тропинке – капли запекшейся крови. Кто это был? «Духи»? Жители вылезли из кяризов? Тел нет.
Мимо нас все время проходят машины под конвоем БМП и БТРов. Доставляют продукты, боеприпасы, вывозят солдат из «зеленки» в дивизию на дембель, вместо них едет молодежь.
Бедняги будут сидеть в этой дыре два года, не высовывая носа. Если «повезет» и заболеют, побывают в госпитале.
Дурацкое сидение в кишлаке заканчивается через неделю. Сбитнев вызывает на КП роты, и мы, собрав пожитки, взвод за взводом, пробираемся к его посту.
– Ну что, замполит! Как тебе, не скучно на взводе?