Рейдовый батальон
Шрифт:
– Хорошо, сейчас начнет смеркаться, я пойду с сапером, и в сумерках все оборудуем.
Ночью сработали «сигналки» сразу в двух местах. Часовые с постов открыли огонь, и все отдыхавшие выскочили из блиндажей и, укрывшись за стеной и эспээсами, принялись обстреливать округу.
– Миномет! Три мины – на вершину, затем три мины по склону. ДШК, огонь по долине! – заорал Острогин, не переставая стрелять в район, откуда летели сигнальные ракеты.
– Сергей! Вызывай артиллерию, пусть «факел» повесят
– Сейчас пугнем!
От дороги раздалось несколько очередей и десяток одиночных выстрелов. По этим огневым точкам вел огонь ДШК и все автоматчики. Попали или нет, но только через полчаса огонь прекратился, бросили стрелять и мы. Артиллерия засветила «факел», как только стало светло, Хафизов заметил в ущелье какое-то движение.
– «Духи»!
– «Духи»! «Духи» с тылу! – заорал Колесников.
– Не ори, гранаты – в ущелье! – рявкнул я.
Штук пять гранат разорвалось внизу, послышались какие-то крики, шум. Но все быстро стихло. Выпущенные осветительные ракеты обзору не помогли, никого не было видно.
– Наверное, ушли, вовремя заметили, – предположил, шмыгая носом, Колесников.
– Я заметил, а ты смотрел неизвестно куда, – возразил Хафизов.
– Хафизов-то без Хайтбаева настоящим воякой становится, – улыбнулся я. – Сергей, так его и наградить уже пора!
– Я ему Бамиан еще долго не прощу. Бросили меня, шкуры трусливые, – возразил Острогин. – Но вообще-то молодец!
– Благодарность заработал, объявляю от своего имени, – закончил я обсуждение трусости солдата в давней истории.
Затихла стрельба, и к нам подбежал минометчик.
– Товарищ старший лейтенант, зацепило пулей, наверное.
– Кого, куда? – вскричал я.
– Меня, зацепило руку возле плеча. Снизу, гады, стреляли и в самом конце попали, когда я миномет разворачивал.
– Вот, черт, зараза! Перевязывайся быстро, сейчас йодом рану обработаю.
Ничего страшного не произошло, зацепило чуть-чуть, но нужно эвакуировать на всякий случай.
Доложили. Обещали утром вертолет.
– Черт, хороший минометчик, жалко остаться без такого солдата, когда еще замену ему пришлют, – вздохнул взводный.
– Сергей! Давай дежурить всю ночь по очереди, на всякий случай.
– Давай. А то уснут, черти, еще вырежут! Не хочется умирать.
Больше «сигналки» не срабатывали, наступила тишина. Может, «духи» пришли прощупать оборону, может, пришлые приехали из РСов по городу пострелять, а мы на пути оказались.
Рано утром прилетел Ми-8 и разгрузил еще боеприпасы, воду, забрали раненого, но пришлось лететь и мне. Прямо перед его прилетом начальник штаба батальона вышел на связь и приказал возвращаться.
– Вот тебе и отдохнул, расслабился. Весь выходной строили стену, а ночью
– Если бы не стена, раненый мог быть не один, да и не только раненый, – ответил Сергей. – Придется стенку поднять повыше – защищает при обстреле.
Мы пожали друг другу руки на прощание, и я заскочил в вертолет.
Острогин просидел на посту еще две недели, а затем командование приняло решение разбросать по трем постам вторую роту, а остальных людей вернуть в роты для боевых действий.
В полку комиссию Министерства обороны сменила комиссия из ГлавПУРа. Перед их приездом весь полк превратился в сплошной агитационный центр. Стенды вдоль дорожек, фотоаллея героев, переделанные ленкомнаты и прочее, прочее, прочее… Уф-ф-ф!
ГлавПУР сменила комиссия генштаба – проверка мобилизационных документов.
Мобилизационных документов в Афгане… Это что-то! Кого мы тут будем мобилизовывать? Но все принялись составлять планы, рисовать на картах схемы, районы сосредоточения, таблицы со всеми степенями готовности.
Затем приехала еще какая-то комиссия, вскоре еще, и они уже работали одновременно.
Командир полка кипел от возмущения и злости, был готов взорваться, а весь гнев выливал на наш первый батальон. А на кого же еще? Танкистов в полку – одна рота, артиллеристов – одна батарея. Все остальные на дорогах вместе с другими батальонами. Разведрота ушла поскорей в «зеленку» вместе с разведбатом, чтоб не доставали. Счастливчики. Встали где-то на отшибе Баграма и чаи гоняют. А нас тут как сидоровых коз все дерут. Проверяющие все умничают и совсем не чувствуют разницы между Таманской дивизией и нашим полком.
Однажды серым январским днем вбежал в канцелярию радостный старшина.
– Взводный новый прибыл.
– Ура!!! – закричали мы в четыре глотки.
– Наконец-то будет, кому в караул ходить, не только мне одному, – высказался Ветишин.
– Не Недорозий случайно вернулся? – спросил я и посмотрел на хитрую физиономию «ары».
– Нет, но похож.
– Алкаш? – охнул я.
– Нет, тоже спецназовец!
– Ой, – ойкнул Ветишин и уставился на дверь.
В дверном проеме стоял усатый старший лейтенант, в полевой форме, высокого роста, улыбался приятной улыбкой.
– Старший лейтенант Марасканов! Игорь. Прибыл для окончания прохождения службы в ОКСВА.
– В смысле для окончания? – удивился Эдуард. – Не из Забайкалья ли?
– Нет, из Кандагара из спецназа. Сослан к вам.
– Опять ссыльный! Ну почему все ссыльные – к нам? С триппером – к нам, с мениском – к нам, с больной головой – к нам, любителей одеколона – к нам. Доколе! – простонал я. – За что сослали?
– За то, что не сошелся с начальником политотдела во взглядах на комсомольскую работу.