Рейс продолжается
Шрифт:
Решили съездить на Гаваи, немного отдохнуть. Право же, мы это заслужили.
Странная у нас команда. Вот поедем в какой-нибудь тихий гавайский городок. Остановимся в лучшем отеле. Будем валяться на пляже, купаться, по вечерам проводить время в барах и казино.
И никаких романов, романтических или хоть физических отношений. У Ру, по-моему, одно в голове — разбогатеть и доказать своим родителям и этому недоделанному жениху свою самостоятельность и везучесть. Еще она любит приключения, прямо мечтает о приключениях, отнюдь не амурных.
Утиный Нос тоже. Женщинами особенно не интересуется, ему все пари да пари. Он хочет, когда заработает как следует, открыть букмекерскую контору. Только этого никогда не произойдет, потому что все деньги он как раз в букмекерских конторах и просаживает. Неудачник…
Я. Что я? Все становится мне безразличнее и безразличнее. Вколю себе свою дозу и ладно. На какое-то время наступает покой, а потом снова этот проклятый страх. Скорее бы уж все кончалось…
Ну, а Рокко заботят деньги. Нет, у него бывают иногда какие-то романчики. И там, на Гаваях, он на пару недель подцепит местную красотку. Но деньги — главное.
Вот так мы, две красивые «супружеские пары» с большими деньгами и кучей свободного времени, крепко спаянные нашей «фирмой» и совершенно чужие во всем остальном, будем жить и скучать на фешенебельном гавайском курорте…
Итак, забрали мы наши набитые деньгами чемоданы, забрали пистолеты (теперь это стало привычкой), без всяких трудностей (молодец Рокко!) прошли контроль воздушной безопасности и сели в самолет.
Тут-то и начались всякие неполадки. Наш «Боинг» повредил шасси, и нам грозила ночевка в Москве, а это значило опоздать в Токио, где нас ждали.
Но Рокко и тут нашел выход из положения. Обменял билеты, и мы пересели на самолет «Аэрофлота», который летит прямиком из Москвы в Токио.
Пересели и через сорок минут вылетели.
Казалось бы, все в порядке. Лети и радуйся. Но тут новая неприятность. Вернее, пока еще не неприятность, но тревожный сигнал. Кажется, мы попали в ловушку. Во всяком случае с нашего «Боинга» на тот же самолет «Аэрофлота» пересели два типа, которые вызывают у Рокко большое беспокойство. По его мнению, это полицейские агенты, которые следуют за нами. А если так, мы «засвечены», и в Токио нас ждут совсем не те, на кого мы рассчитываем.
Глава VI. ПОХИЩЕНИЕ
Сидим в первом классе, пьем шампанское, смотрим в иллюминаторы. Высота чуть не десять километров, а внизу все, как на ладони, ни облачка. Ну, и страна! Как подумаешь что из конца в конец пролететь ее чуть не полсуток требуется! Полдюжины Европ, небось, обе Америки втиснуть можно. А грабить в ней, говорят, некого! Нет миллионеров…
Странно. Наверное, грабителей хороших нет. Эх, дали бы мне. Или полиция у них здорово работает? Впрочем, о таких вещах лучше не думать. Полиция…
Может, у русских она и хорошо работает, а вот у нас не очень. Я этих двух сразу засек — того «спортсмена» и второго — поджарого.
— Зря беспокоишься, Рокко, — Утиный Нос мне говорит, — я понаблюдал — они, по-моему, только здесь в самолете и познакомились.
— А ты, — говорю. — Хотел бы, наверное, чтобы они в форме летели или с вывеской на груди «Мы из полиции»? Они тебе такой спектакль разыграют, что и не опомнишься, как в наручниках будешь.
— Ты думаешь? — Утиный Нос забеспокоился.
Это с ним редко бывает, обычно он не любит волноваться. Помню, когда вместе по пушерам работали, он такое над ними вытворял, что даже меня выворачивало. А сам, как мясник, стоит себе спокойно, ногти чистит — он чистюля, Утиный Нос, — и нож или там дубинку аккуратно вытирает. Потом вдруг спохватывается: «Пошли, пошли, а то конторы закроются. А сегодня, знаешь, матч…» И бежит. Вот только это его может вывести из равновесия, что не успеет в букмекерскую контору — заключить пари на очередного идиота, которому вечером другой идиот будет вышибать на ринге остатки мозгов!
Ру спит в своем кресле, посапывает, как младенец. (Да, уж младенец с булыжником в руке!).
Белинда, вот та волнуется. Она всегда волнуется. Вообще-то ей пора бросать наш бизнес — нервы не выдерживают, да еще колется, а это уж последнее дело. Но куда ей деваться? Привыкла. Привыкла к деньгам, к легкой жизни, к нам, ко мне. Только к страху никак не привыкнет.
Я ей сказал однажды (так, для проверки):
— Слушай, Белинда, ты не устала? Не надоело со мной мотаться, рисковать на каждом шагу, бояться?..
— Ну, а если надоело, — усмехается, — ты что мне можешь предложить взамен? Законный брак с церковным обрядом? Тихую жизнь в белом домике у речки? Может, детей заведем? Или ферму — будем кур разводить?
— А что, — говорю серьезно, — почему бы нет? Мы еще молодые, можем многое успеть.
— Не валяй дурака, Рокко, — сердится, — было время, любили друг друга и то не поженились. Такие, как мы, не женятся, им и любить-то заказано. А уж теперь и подавно. Ну, какой ты муж? Какая я жена? Убийцы мы, воры, контрабандисты, по нас петля плачет…
Слышу уже истеричные нотки и сразу прерываю:
— Заткнись! Я тебе раз навсегда запретил подобные разговоры вести! А то…
Она втягивает голову, словно ждет, что я ее ударю (бывает такое).
— Извини, Рокко, — говорит, — что-то нервничаю сегодня. То ли эта задержка самолета, то ли не спала. Я сейчас вернусь — пойду лицо освежу.
Как же! Знаю, зачем она уходит в туалет — сейчас вколет себе очередную дозу. Белинда даже знойным летом не носит теперь платьев без рукавов, чтобы не видны были следы уколов на руке.