Резервная копия
Шрифт:
— Я буду свидетельствовать в вашу защиту, — горячо заверила она. — Я помогу вашим адвокатам доказать, что убийства были результатом болезни, а в остальное время вы действовали исключительно гуманно.
— Если они поверят преступнице-рецидивистке, — усмехнулся я.
Она опустила голову.
— Черт, как не хочется в тюрьму, — донеслось из-за свесившихся волос. — Впрочем, глядя на ваши проблемы, я понимаю, что мои — это ерунда.
Внезапно из скрытых динамиков прозвучала тревожная музыкальная фраза, и затем женский голос компьютера произнес:
— Леди и джентльмены, мы приносим
— Это еще что? — вскинула голову девушка.
— Не знаю, — я поднялся и нырнул в дверь «только для членов экипажа». Здесь истина открылась мне сразу, не потребовалось даже искать их компьютер — во всех помещениях мигали красные транспаранты «Разгерметизация оболочки». И я ничуть не сомневался в причинах этой разгерметизации.
Я вернулся в зал. Девушка снова стояла возле иллюминаторов и смотрела на землю. Под нами простиралось плато Озарк — ровное и лысое, как стол в морге. Не спрячешься.
— Мне кажется, мы снижаемся, — заметила она.
— Да. Нас подстрелили.
— Но кто? Я все время поглядывала в иллюминаторы. К нам не приближался ни один мобиль.
— Очевидно, зашли сверху. Не удивлюсь, если это даже был лазер со спутника. Военные любят иногда устроить такой перформанс для прессы.
— Мы разобьемся? — я снова увидел страх в ее больших карих глазах.
— Нет. Им же не нужен скандал с гибелью заложницы, даже если они и впрямь хотят тебя арестовать. Они очень тщательно рассчитали размер дырочки, чтобы мы опустились достаточно плавно. Прямо к ним в руки.
— Сколько у нас времени?
— Думаю, примерно полчаса.
— Мы можем удрать на вашем мобиле! Или на моем.
— Куда бы мы ни полетели, нас будут пасти со спутников и с земли. А у мобиля рано или поздно кончится энергия, и придется садиться. А на земле нас будут уже ждать полицейские снайперы. Ты ведь не можешь прикрыть меня сразу со всех сторон.
— И что мы будем делать?
— Знаешь, лично я со всей этой суматохой так и не успел толком перекусить. Ты как?
— Пожалуй, я тоже успела проголодаться. Гулять так гулять! Я ведь именно за этим прилетела в «Цеппелин».
Мы вошли в «Только для членов экипажа», отыскали кухню и набрали себе разных экзотических блюд — уже подостывших, но выглядевших и пахнувших аппетитно. Вряд ли все это можно было съесть за полчаса, но хотя бы попробовать по кусочку от каждого…
«Как встречали смерть древние римляне? На роскошных пирах…»
— Мне добавят срок еще и за уничтожение чужой собственности, — вздохнула она, подцепляя на вилку прозрачно-розовый мясной ломтик.
— Скажешь, что я принудил тебя под дулом пистолета, — в тон ей ответил я.
«… под звуки чарующей музыки…»
— Оркестр! — обратился я к роботам. При отцеплении тросов они были единственными, кто удержался на ногах (наша разработка!), и с тех пор стояли неподвижно, как статуи. — Что-нибудь итальянское. Из классики.
«… в окружении верных друзей и юных красавиц…»
Что ж, то и другое у меня есть, причем в одном лице. Я вспомнил,
Осталось уложить последний элемент мозаики. У римлян этим элементом был хирург, вскрывающий вены обреченному. У меня есть кое-что получше.
— Я сейчас, — сказал я, направляясь в сторону туалета.
Я встал над раковиной и вытащил из кармана ампулу — блестящий, почти плоский овал с красным содержимым. Да, технологии шагают вперед во всех областях. Это вам не какой-нибудь грязный шприц, как у наркоманов прошлого. Это целая машинка с цифровой установкой и индикацией дозы, безболезненным перфоратором, автоматическим впрыском и стерилизацией… Нажимая крохотные кнопочки, я выставил дозу «500». Цифры на индикаторе окрасились красным на черном фоне, предупреждая, что доза смертельна. Современные наркодилеры заботятся о своих клиентах, не хотят, чтобы те уходили в мир иной слишком скоро… С другой стороны, воля клиента — закон. «Эдем» вообще идеальный наркотик для самоубийства. Передозировка не вызывает субъективно неприятных ощущений. Просто умираешь, и все — притом с удовольствием.
Я снял пиджак, чтобы было удобнее, нащупал пульс на локтевом сгибе, прижал к этому месту помеченный стрелкой конец ампулы и нажал круглую кнопку. Раздался короткий пшик, и я ощутил легкое покалывание. Вот и все. Через полчаса я буду уже мертв.
Я посмотрел на себя в зеркало — вероятно, в последний раз. В общем-то, я был довольно симпатичным парнем. Такое лицо можно представить и на афишах фильма (впрочем, кто в век компьютеров снимает фильмы с живыми актерами?), и на плакатах политической партии. Экий, однако, вздор лезет в голову… Потом мой взгляд скользнул ниже, и я отметил, что живот у меня по-прежнему подтянутый, хотя времени на спорт в последнюю пару лет не было совершенно (черт, да какое это теперь имеет значение?!) Гигантской белой сколопендрой с пластырными ногами на бок из-за спины выползала повязка…
Стоп. Что-то было не так. Я еще раз окинул себя взглядом, провел рукой по груди, по животу…
Шрам! Ну конечно же. Подарок трущобной юности, след от удара ножом. Я тогда три месяца провалялся в больнице — у моей семьи не было денег на быструю регенерацию… Я регулярно натыкался на него, когда мылся в душе, он стал такой же привычной частью тела, как и любая другая…
Его не было.
Все еще не веря, я ощупал кожу сантиметр за сантиметром. Абсолютно гладкий живот. Никаких следов шрама.
Этому могло существовать только одно объяснение. Я не Рон Декстер Первый. Рон Декстер Первый умер. Я его копия! КОПИЯ!
Сознание копии полностью идентично сознанию оригинала на момент перезаписи. Естественно, у меня осталась память и об опухоли Рона, и обо всех его врагах и проблемах. А сестра в клинике Свенсона — чертова сука!!! — куда-то свалила — может, в сортир, может, поболтать по ви-фону — как раз перед моим пробуждением. И меня не предупредили! А потом… потом я сам заблокировал свой ви-фон и не читал е-мэйл. А те, с кем я общался в эти дни, были просто не в курсе. Некому было объяснить мне, что у меня нет никакого рака мозга, что я не доживаю последние дни ради своей копии, а живу для себя…