Режим бесконечной функциональности
Шрифт:
– На нас смотрят, – прокомментировал он.
– Им больше нечем заняться, – ответила она, даже не повернувшись в ту сторону. Она откинулась на спину, складывая руки на животе. – Мы для них как зверушки, разговорчивые и безобидные.
– Безобидные? – переспросил Павел.
– А что мы можем без связи?
– Практически всё.
– Ты не понял. – Кира повернула к нему голову. – Что мы будем делать без связи во время операций?
– Ты можешь везде ходить со стапом.
– В засаде с ним лежать?
Павел посмотрел в сторону своего сержанта.
– Вообще, это не наша проблема, – сказал он. – Командиры должны сами формировать состав, а если их не интересует ни взаимодействие внутри коллектива, ни его сплочённость, разве кто-то удивится, что однажды коллектив не вернётся с задания?
– Но и ты можешь не вернуться вместе с коллективом.
Павел усмехнулся.
– Или наоборот, выживу лишь я один, – сказал он и, несколько секунд подумав, продолжил: – Думаешь, карта – панацея? Она скорее недостаток, чем преимущество. Кого мы видим в наших группах? Людей, разучившихся говорить. Думаешь, у них не нарушено мышление?
– Не подменяй понятия, – сказала она и широко зевнула. – Мозг без языка – это другой мозг. А ты говоришь про речь. Я не спорю, что когда-то они ею владели, а потом поставили карту и в течение недолгого времени разучились разговаривать вслух. Но это абсолютно не означает, что их мозг или их мышление хуже. Они понимают речь, они оперируют теми же речевыми конструкциями, просто не могут это выразить словесно.
– Неужели? – спросил он почти без сарказма, отвлёкшись на девушку, проходившую полосу. – Речь напрямую связана с мышлением, а мышление – с мозгом. И именно мышление формирует субъективный мир. Ты не видишь самого главного: у тех, у кого стоит карта, постепенно происходит нарушение основных инстинктов.
Кира фыркнула:
– Если ты про искусственную реальность, то можно было сразу с этого начать. Эти дискуссии длятся веками.
Он некоторое время молчал, подбирая слова, а потом повернулся к ней.
– Вот только раньше средства формирования виртуальной реальности были вне организма, теперь же – внутри. – Павел постучал себя по лбу. – Вспомни Брэдли. Тот даже во время вылазок слушал музыку по карте. Он говорил, что в тишине ему скучно, и то, что он может не услышать противника, его практически не волновало. У него начали притупляться инстинкты, а это уже перестройка нейронных сетей. К тому же, если люди с картами постоянно общаются, значит, у них внутри маленькое общество, и отдельного, конкретного человека почти не существует. Человек начинает понимать страх или боль, только когда остаётся наедине с собой.
– В плену со сломанной ногой, – проворчала Кира.
– Брэдли рассказывал, что существуют модели карт, которые подключают к зрительному нерву. Немного правят глаз, и вот ты уже читаешь книгу, параллельно слушаешь музыку и изредка отвечаешь на вопросы в реальности.
– Они наверняка должны бояться одиночества и тишины.
– Поэтому я и говорю, что карта – не наша проблема.
Кира ненадолго замолчала.
– При определённых условиях они могут быть для нас опасны.
Павел неловко откинулся назад, задевая рукой вещмешок, и вспомнил, что носит с собой инструкцию на дроида-помощника, чтобы показать Кире.
– Не знаю, насколько они опасны, но доверять им я бы точно не стал.
Они снова замолчали и некоторое время смотрели, как группа курсантов проходит полосу препятствий, пока Кира не произнесла:
– По сути, у всех, кто имеет карту, внутри коллективный разум. Будь он врожденным, его можно было бы исследовать, а потом и у роботов сделать аналогичный.
Павел закатил глаза.
Кстати, о роботах. Он открыл мешок и стал в нем рыться. Вчера, когда он пожаловался на дроида в своей комнате, Кира посоветовала принести инструкцию.
Он достал из мешка гибкий лист и кинул ей на колени.
– Это R-ка, я посмотрел. Сможешь его отключить?
Девушка со вздохом села.
– Зачем его отключать? У меня такой же ездит, – сказала она.
– Я не могу при нём спать.
Кира хмыкнула, надорвала тонкую упаковку и растянула лист у себя на колене.
– «Безопасность превыше удобства», – прокомментировала она слоган известной компании. – На многих Базах наличие в комнате дроида, следящего за чистотой, стандартная практика. Я удивлена, что ты вообще обратил на него внимание.
Павел потер руки, смотря, как форма наполнилась голубым цветом и по ней поплыли строчки описания.
– Он не отключается по ночам. Мне кажется, я оглянусь, а он будет стоять у моей кровати с ножом. Вчера я завесил его курткой, а он сказал, что я не имею права перекрывать обзор.
Кира промолчала, читая инструкцию.
В его комнате, рядом с дверью, повернувшись лицом к кровати, стоял дроид-помощник, который не выключался на ночь и наблюдал за ним жёлтой имитацией глаз. Павел был уверен, что тот создан для слежки.
Через некоторое время она вернула ему лист и сказала:
– Он может выключаться на час в сутки, пока заряжается, – сказала она.
– Мне не нравится, что он смотрит.
– И что? Это плата за безопасность. Могу лишь утешить, что анализ в автоматическом режиме. Люди не будут наблюдать, как ты ковыряешь в носу.
Павел чуть не скрипнул зубами:
– Он способен на синтез?
– Какой? – проворчала она, не поняв.
– Если у меня в комнате будут воск, вазелин, бертолетова соль и ещё одна знакомая нам жидкость, дроид просто передаст эту информацию, не анализируя, или все же поймет, что я собираю?
– Конечно, поймет.
– Плохо.
Павел засунул лист обратно и потряс мешок, проверяя на шум. Интересно, если просто сломать машину, как быстро ему доставят новую?
– Я поняла, что ты хочешь, – через минуту сказала Кира. – Сделать, чтобы он записывал, но не анализировал?
– Хотя бы.
Кира принялась рассуждать вслух:
– Можно попробовать поставить в него одну большую программу или даже несколько, чтобы добиться перегрузки. Пусть будут задания, которые выполняются одновременно и все в наивысшем приоритете. Анализа и синтеза не будет, лишь безоценочная картинка, передающаяся от внешних раздражителей.