Режим бесконечной функциональности
Шрифт:
Павел не удивился подобным словам. Кира никогда не верила в его способности.
– Вероятно, это моя ошибка, что вы с Ральфом так мало знаете об энергиках, – сказал он, смотря, как парень за соседним столом неспешно поглощает еду. Судя по виду, тот не собирался уходить в ближайшее время, а в тишине их разговор можно было услышать, – но сейчас не лучшее время пускаться в подробности.
Кира проследила за его взглядом и тоже повернулась.
– Рядовой! – громко крикнула она, но молодой человек даже не обернулся, продолжая жевать. Девушка развернулась. – Успокоился?
Павел откинулся на спинку стула и вытер рот салфеткой:
– Вдруг он притворяется?
Кира закатила глаза:
– Прекрати. Твои теории заговора давно устарели. Неизвестно, когда в следующий раз наши расписания совпадут. И кстати, я достаточно знаю об энергиках и даже помню про твоего любимого Моррисона.
Павел вздохнул и открыл кисель.
– Моррисон – это ещё не всё, – медленно сказал он и повертел пакетик в руках, рассматривая знакомый логотип. Он мимолётно подумал о связях Академии с той Базой – похоже, у них была одна компания, поставляющая еду. – Знаешь, как называлась его первая работа? «Эволюция под действием радиации и реликтового излучения». Об энергиках, как о массовом явлении, не говорили ещё и столетие назад, поэтому он предположил, что это влияние космоса и человек делает своеобразный эволюционный скачок. Что-то вроде удачной мутации. Не все с ним согласились. Например, Винкель, выдвинул теорию, что космос, скорее, косвенная причина, а главная – наш организм, который таким образом среагировал на изменение среды, и появление нового навыка – не больше чем ещё одна способность, помогающая выжить. С ним тоже немногие согласились. Но статистика – вещь упрямая: количество энергиков с каждым годом растет. На наших глазах осуществляется масштабное событие – переход к человеку новому, всевидящему, и говорят, что через столетие всё кардинально изменится, люди будут другими. Моррисон говорит, что люди, которые будут знать своё точное будущее, постараются сделать его как можно более безопасным. Разве мать, увидев, что сын собрался отдать свою жизнь на войне, его куда-то отпустит? Они будут знать, к чему приведет то или иное решение, поэтому будут делать всё как можно лучше. Общество изменится, мир изменится, изменится отношение всех к каждому и к себе, исчезнут войны… Знаешь, почему мне так нравятся работы Моррисона? Потому что он дарит нам сказку, которая может никогда не наступить, но от этого не перестает казаться заманчивой.
Он аккуратно поставил пакетик на стол.
– Это утопия, – сказала Кира. – Мы не первые и не последние солдаты на войне. Люди, которые будут знать, чем закончится их жизнь, жизнь их близких или тот или иной поступок, думаешь, они захотят жить здесь и сейчас? О, я не провидец, но даже я могу предсказать массовые самоубийства.
– Может быть. Но согласись, даже утопия лучше, чем неведение, в котором мы сейчас живём.
– Мы? – спросила Кира. – Мне казалось, ты знаешь всё наперед.
– Не про себя. Поэтому даже я могу умереть молодым.
«Интересно, как другие энергики справляются с неопределенностью собственной судьбы? Просят других рассказать своё будущее? Следовало бы спуститься на несколько этажей вниз и завязать пару знакомств», – подумал он.
– А раньше мне казалось, что, обладая знаниями о прошлом и будущем, ты словно живешь вечно. И скучно.
Павел криво улыбнулся. Он краем глаза заметил, что парень за соседним столом закончил ужин, поднялся и пошёл к выходу. Если всё это время их подслушивали, то завтра утром за ним придут.
– Но разве мы не другие? Разве мы не должны отличаться от себя в прошлых жизнях, потому что выросли под действием других обстоятельств, в другой среде?
– Не сказал бы. Обстоятельства и среду, как правило, формируют сами люди или их мозг – тут уж как посмотреть. Вас с Ральфом я узнаю всегда. И её тоже. Сколько бы жизней назад это не было и как бы вы ни выглядели. Это похоже на мгновенное озарение. Например, я вижу какого-то человека, нахожусь с ним недолгое время рядом, а потом понимаю, что уже встречал его: две жизни назад сделал ему плохо или пять жизней назад он меня убил.
– Замечательно. В скором времени ненависть, приводящая к убийству, будет не только научно обоснована, но и законодательно оправдана.
Павел сделал вид, что не слышит сарказма.
– Кстати, ты знала, что здесь целый этаж энергиков?
Кира отхлебнула из своего пакетика и приподняла брови в удивлении:
– А не слишком ли много для простых предсказаний?
Павел подождал, пока какая-то девушка закончит обзор очередной картины и уйдет, и только тогда ответил:
– Думаешь, всё просто? Щёлкнул пальцами – и будущее у тебя на ладони, как твоё, так и окружающих? Нет. Сегодня я могу видеть, а завтра нет. Зачем нужны целые этажи энергиков – как на этой Базе – которые работают над одной проблемой месяцами? Маленькой проблемой предсказания ближайшего будущего. Да потому что они видят его по-разному. Кто-то слышит запахи, кто-то видит числа, а кто-то чувствует, но не может выразить ни в словах, ни в образах. Будущее – это даже не дерево, которое ветвится и растет после каждого твоего поступка. Это кипящее варево. И чтобы разобраться во всей этой какофонии, псикодеры лезут к тебе в голову и вместе с тобой анализируют, что значили те или иные образы. А тестерам достается прошлое. За эту жизнь, за предыдущие, за все, которые увидишь. Пожалуй, даже целого этажа будет мало.
– Тогда я не понимаю, как ты можешь верить в судьбу, но не верить в случайности, которые также могут быть её частью.
Павел поморщился. Если Кира таким образом пыталась вернуться к разговору в каре, то делала это слишком неуклюже.
– Не вплетай судьбу туда, где может быть чистое совпадение. Или ложь.
Он отхлебнул остатки киселя, смял упаковку и кинул в коробку.
– «Может быть», – произнесла Кира. – Пожалуй, это словосочетание легко использовать как девиз всех энергиков, не правда ли?
Павел нахмурился.
– В твоём случае – неправда, – твёрдо произнес он, смотря на неё в упор. Пусть оставит все свои романтические иллюзии здесь и сейчас. – Будь он человеком – да. Я бы сказал: «Может быть, ваши судьбы связаны, поэтому вы и встретились в этой жизни». Но он не человек.
Кира подалась вперёд и опёрлась локтями на стол.
– Он – мыслящая единица, созданная по подобию человека. И если я встретила его этой жизни, есть вероятность, что встречала и раньше.
– Нет! – огрызнулся он. – Нет такой вероятности. Он – машина. Вещь, если хочешь. А старые ботинки не переходят из жизни в жизнь.
Они недовольно уставились друг на друга.
Столовая опустела, когда вышла последняя девушка. Павел проводил взглядом её удаляющуюся фигуру и повернулся к подруге.
– Твое доверие необоснованно. Думаешь, если он машина, то лучше любого человека? Умнее любого человека?
Кира усмехнулась:
– Для меня – да. Он лучше многих, кого я встречала.
– И как же ты жила без него раньше? – с сарказмом спросил он.
– Ты видел, как я жила. Вы с Ральфом почти всегда были рядом.
Павел постучал пальцем по столу.
– Он слишком сильно похож на человека, и ты это понимаешь. Вдруг он всего лишь чья-то перенесённая память?
– Таких технологий не существует.
– Откуда тебе знать? Существуют машины, которые видят твои воспоминания. Думаешь, не существует машин, которые их переносят?
– Даже если так, что изменится? – Кира откинулась на спинку стула и сложила руки на груди. – Тогда его можно назвать не ИИ, а киборгом или более того – человеком. Если в нём часть человеческой сущности – воспоминания, обработанные чувствами.