Режим бога (Последний шаг)
Шрифт:
— Затем мы с вами продолжим.
На выходе, у калитки, стояли Оскар, Марчелло и Витторио, которые сопровождали шефа в Венеции.
Эфий, как всегда, не стал никуда уходить, он лег прямо на газон с мелкой изумрудной травкой, потянулся всем телом и почти молниеносно вышел на свободу.
По старой доброй традиции каждый год весной здесь проходил карнавал, и все жители города десять дней кряду играли в маски и переодевания, становясь беззаботными, как дети.
Вода Адриатики, на которой Венеция стояла еще тысячу лет назад, давно ушла, и нагнетать ее в каналы, чтобы воссоздать дух эпохи, нынче приходилось искусственно, с помощью дамбы и водонапорных устройств. Словно в былые времена, целых десять дней в году по улицам-рекам скользили не автомобили, а нарядные гондолы с замаскированными голосистыми бельканто-гребцами. Приезжие и коренные венецианцы осаждали мосты и площади, стараясь ухватить самые интересные представления или послушать самую красивую песню проплывавшего мимо певца.
Утомленный суетой — да и, не слыша звуков, он быстро потерял интерес к празднику — Эфий стал набирать высоту и скорость и вскоре очутился на орбите планеты.
Клеомедянин не раз описывал то, что видел здесь, но никто не мог вообразить себе Землю похожей на Сатурн или Уран — окруженной по экватору непонятным светящимся поясом шириной в ее собственный радиус. Эфий всегда думал, что это невидимое обычным глазом вещество — живое. Оно слегка переливалось в лучах солнца, точно гигантская радуга или северное сияние, отчего-то сместившееся на экватор. Если Эфий испытывал какие-то затруднения в распутывании важных для себя головоломок, при входе в светящийся пояс в голове у него начиналась какофония из тысяч голосов. Перетерпев нашествие, клеомедянин вычленял из тысяч всего один — и, как всегда оказывалось, нужный — голос, получая верный ответ или подсказку.
И еще отсюда было очень удобно проскальзывать в некое универсальное подпространство, связывающее, как догадывался Эфий, многие годы наблюдая и экспериментируя, многие миры одного порядка. Первое время после исчезновения доктора Кри клеомедянин пытался разыскать его здесь, но впустую. Так он понял, что Кристиан находится в какой-то другой вселенной, куда не проникнуть просто так. Теория же Альфы и Омеги все расставила по своим местам: лишь находясь между началом и концом всего, возможно овладеть законами времени и пространства.
Эфий подумал о внучке Палладаса. Повзрослев, она стала притягивать к себе взгляд клеомедянина, который прежде относился к ней только лишь как к ребенку. Конечно, он не подавал и вида, но часто о ней вспоминал. Кажется, только Алан догадывался о его чувствах и тихонько посмеивался в сторону.
Это не было страстью или романтической «amore fatale». Эфий ни на что не рассчитывал, в совершенстве умея анализировать и просчитывать причины и следствия. Он просто любовался ею, как любуются люди игрой голубей в небе. Не было никакой безудержной мечты непременно обладать этой красотой. Не было ревности. Не было желания хоть как-то спровоцировать случай, который обернул бы ее к нему, заставил бы обратить внимание, начать догадываться… Не было связанных с нею ночных сновидений, когда воображение компенсирует недостающее, создавая соблазнительные и невероятные для реальности сюжеты. Ничего такого не было.
Эфий имел возможность просто приходить и смотреть на нее, а она даже не подозревала о его присутствии. Во всем этом был элемент какой-то эксцентричной игры, именно игра и увлекала Эфия, игра, не стремящаяся ни к какому результату, не разделяющая участников на победителей и проигравших.
Клеомедянин позволил своему сознанию свободно выбрать путь к ней, где бы они сейчас ни находилась. Он уже готов был сорваться и улететь с хрустальной радуги, как вдруг сверху, чуть ли не прямо на него, обрушилось неведомое существо, похожее на двух сросшихся, будто сиамские близнецы, женщин. Правильнее сказать, одна, горящая возбужденным пламенем, будто бы поглощала другую, которая была без сознания. Эта противоестественная ассимиляция доставляла горящей невыносимые муки, но она ничего не могла изменить, чтобы спастись и спасти свою невольную спутницу.
Эфий почуял в безжизненной девушке что-то знакомое.
«Явись! Явись!» — кричала горящая и тянула к нему огненную руку, другой изо всех сил удерживая компаньонку.
Он поймал их в объятия и тогда понял, кем была девушка без сознания.
«Постарайся успокоиться, — попросил клеомедянин горящую, прижимая их обеих к себе, — иначе я не смогу вам помочь, я ничего не вижу в твоем костре мыслей».
«Наконец-то… наконец-то я нашла хоть одного! — силуэт полыхал все слабее. — Помоги нам. Я не знаю, почему так произошло, почему я оказалась в ее теле и в этом непонятном мире. Я не могу вырваться отсюда, я не могу. А мне нужно спасти одного человека. Без меня он погибнет. И еще я должна помочь Учителю… И еще… Святой Доэтерий! И еще там осталась моя настоящая оболочка, понимаешь?»
Эфий деликатно проник в открытый коридор воспоминаний горящей и пропустил через себя всю ее жизнь до последней минуты — даже ту, где эта жизнь сдваивалась с жизнью бесчувственной девушки из этого мира.
«Я свяжусь сейчас с госпожой Палладой, — тревожно подумал Эфий, возвращаясь из ее глаз на радугу. — По-моему, все зашло слишком далеко, и ты начала поглощать ее сознание»…
«Да, я чувствую это. Я не хочу этого, ведь тогда ее не станет, и я никогда уже не смогу вернуться!»
«Эфимия…»
«Это она Эфимия. Я — Нэфри!»
«Я знаю. Вернитесь с нею в ее тело, и скорее. Я сделаю все, что нужно!»
«Спасибо. Кто вы?»
«Меня зовут Эфий».
«Эфий… Кажется, я где-то встречала вас… В том, в моем мире. Я не близко, но знаю вас, видела. У вас очень запоминающаяся душа, Эфий!»
Он улыбнулся, и незнакомка, охватив Эфимию за плечи, метнулась к берегу, исчезая на лету.
Клеомедянин вынырнул в физический мир. Тело еще даже не успело онеметь от неподвижности: здесь едва ли минуло пять минут.
Он бросился в дом, взлетев по каменной лесенке из нижнего палисадника в верхний, а дальше — по ступенькам старинного здания. Тут находилась нынешняя «база» псиоников, выполняющих свою работу в Италии. Пара месяцев — и штаб-квартира сменит адрес, а здесь снова откроется отель или ресторан.
Эфий вбежал в свою комнату, схватил ретранслятор и связался с Аланом Палладасом.
— Ты чего там? — недовольно пробухтел сонный биохимик, отнимая голову от подушки.
— Мне срочно нужен номер вашей дочери, здравствуйте!
— А чего так заполошно?
— Я объясню, только позже.
— Ну, лови. Вот нигде и никогда нет от вас спасения! Уже и лег в неурочное время, думал выспаться, так нет же…
— Спасибо!
Эфий не стал дослушивать и принялся вызывать Фанни.
В Нью-Йорке день был еще в самом разгаре. Палладу он застал в обществе госпожи Бароччи и даже обрадовался при виде сразу двух псиоников. Эфий вкратце рассказал им, в чем дело.
Фанни ошеломленно открывала и закрывала рот, похожая на рыбу, которую выкинули на берег, а вот Джоконде его история новостью не показалась, и она невозмутимым тоном прокомментировала: