Режим бога (Последний шаг)
Шрифт:
— Вы несколько преувеличили мои заслуги, — в конце концов заговорил врач с помощью переводчика-Хаммона. — Это была несложная операция. В сельве, у себя дома, я сумел все настроить так, что мне не нужны были ассистенты. А в походных условиях справиться в одиночку трудно, ведь я не мог ни к чему прикоснуться. — (Он приподнял руки, как это делают хирурги, опасаясь расстерилизации.) — Там был поврежден корень левого легкого и легочная паренхима, а кроме того, разорвано несколько сосудов. До вскрытия мне показалось, что понадобится резекция — слишком сильно шла кровь горлом, и слишком нехарактерно вел себя раненый. Но, видимо, это было связано с жарой. На самом деле, к счастью, все оказалось куда лучше, чем я ожидал увидеть. Во всяком случае, размозжения доли не было, поэтому удалять ничего не пришлось. Теперь он нуждается только в антибиотиках, рентгене, обезболивающем и присмотре врачей. Остальное вылечит время. Мы с господином Сокаром, — Та-Дюлатар слегка поклонился писателю, и тот ответил ему таким же полупоклоном, — справились со своей задачей вполне сносно.
Сэн Дэсвери озадаченно прислушивался к речи франтирского хирурга. Сокар понял, что и ему этот язык показался совершенно незнакомым.
— Где же вы остановились, мэтр Виннар? — спросил телеведущий, переводя взгляд с бородатого старика на Та-Дюлатара.
— Да мы ведь только что приехали. Вернее приплыли, — сообщил Хаммон, не утруждая себя переводом вопроса для своего спутника. — Хотели поискать в городе, но…
— Много же вы сейчас отыщете в Кийаре… — невесело усмехнулся Дэсвери.
— Сотиса найти собирались…
— Да и Ноиро не нашли бы: он в отъезде, вернется ближе к вечеру, к съемкам, — добавил Сокар. — Не стоит вам туда. В Кийаре теперь плохое отношение к иностранцам…
— Скажем так, в Кийаре отношение к иностранцам плохим было всегда, — саркастически усмехнулся хозяин дома. — Но сейчас, вы, друг мой, правы: люди стали совершенно нетерпимыми. Собственно, коренные кийарцы тоже не очень-то тянутся друг к другу. Большинство вообще покидает город. А в предместьях, как видите, уже постреливают и взрывают. По ночам слушаем канонады со стороны границы с Узлаканом… Странное сочетание полувойны-полумира…
— Я сам слышал стрельбу уже несколько ночей подряд, — согласился Сокар.
— Да. Не скучаем. В городе разруха. Коммуникации едва работают.
В комнату вошла красивая молодая блондинка, толкая перед собой круглый сервированный столик на колесиках. Бемго и Айят уставились на нее, как на невидаль, да и Хаммон одобрительно крякнул, провожая взглядом ее туго обтянутую коротким платьицем круглую попку.
— Дочка? — спросил он, кивая красотке вслед.
Писатель и телеведущий переглянулись.
— Горничная, — ответил Дэсвери.
— Хорошая горничная, — машинально проговорил Хаммон, вгрызаясь в ароматный персик и сам того не замечая. — Таких в Шарупаре не изготавливают…
И только теперь все заметили исчезновение Та-Дюлатара.
— Ну наконец за ум взялся! — победно воскликнул старик, расценивая всё по-своему. — То-то же! Уж я-то в бабах кое-чего понимаю!
Сокар подошел к громадному, во всю стену, до самого пола, окну, раздвинул пластины жалюзи и молча, с хитрой улыбкой, кивнул на террасу.
Там стоял Та-Дюлатар. Сложив руки на груди, он задумчиво глядел на море, но когда ощутил на себе взгляды, обернулся и выдал мудреную фразу.
— Он хочет промыть и обработать свои инструменты, — разочарованно пояснил Хаммон. — Спрашивает, где у вас можно это сделать… — и со вздохом добавил в сторону: — Примитив!..
Кийарские конезаводчики были из той породы предпринимателей, которые раньше всех поняли, откуда дует политический ветер. Кто успел, те продали свои земельные участки, кто не успел, те просто закрывали конюшни и перевозили своих лошадей в спокойные зоны Кемлина.
Второй вариант событий развивался на ферме Латориса. С самого утра к конюшням зачастили большие фургоны для перевозки скота. Конюхи выводили лошадей из денников и загоняли по настилу на грузовик. Когда фургоны заполнялись, животных увозили.
Загружая очередную партию, старый конюх Прожжо открыл стойло рыжего Всполоха.
— Ну, привет тебе, протониево порождение! — сказал он, взнуздывая жеребца. — Тихо ты, тихо, зверь! Ты на меня не зыркай, не зыркай, а то сейчас у меня кнута по морде схлопочешь, баламут! Не пугай мне контингент!
Всполох мелко дрожал. Дикие глаза его взблескивали страшным огнем. Стоило Прожжо вывести скакуна из денника, как тот захрапел и, вскидываясь на дыбы, начал упираться, показывая, что совершенно не желает подчиняться неведомой воле.
— Что — чует? — со смехом крикнул старику другой конюх, что вел под уздцы смиренно вышагивавшую гнедую кобылку.
— А то ты этого поганца как будто не знаешь! Слышь, Арто, а твоя Ялла сейчас не охочая, не? А то смотри, как ноздри раздул — может, из-за нее? — Прожжо кнутом указал на Всполоха.
— Жеребая она, не видишь? Твой Всполох, Протоний эдакий, еще в начале прошлой осени ее домогался. Забыл, что ли? Хозяин уж говорит: еще один рыжий жеребенок у Яллы, и он самолично этого мерзавца пристрелит.
— А с чего он тогда уши на нее вострит? Эй, чего ты на нее ушами прядешь?
— Любовь! — заржал Арто и повел круглобокую Яллу по длинному коридору к фургону.
— Смешно ему, — пробормотал Прожжо, погладив тревожного Всполоха по плечу. — А вдруг оно так и есть? Кони что, не люди, что ли? Ну что там, всех погрузили или нет? Я веду!
— Давай! — крикнула снаружи.
Жеребец шел спокойно, пока под его подковами не застучали гулкие доски настила. Тогда он взметнул гривой и тихо позвал. Из фургона, чуть подвизгнув, ответили. Всполох добавил что-то еще, толкнул мягким бархатным носом Прожжо в щеку и, не позволив похлопать себя в ответ, одним рывком освободился от рук конюха.
— Стой! — крикнул старик, догадавшись, что тот замыслил. — Разобьешься!
Но жеребец мощно оттолкнулся от деревянного щита и спрыгнул на землю.