Режим бога (Последний шаг)
Шрифт:
— Жаль, что не успеем…
— Не жалейте, синьор! Нас ждет куда более увлекательное путешествие. Вы же знаете, что с фондаторе Калиостро соскучиться невозможно… Ну и как — получается у вас?
— Что?
— Я о ваших занятиях с шефом.
Эфию, конечно, нестерпимо хотелось поговорить о своих новых навыках по части «тонких» влияний, которые, между прочим, были доступны еще и не всякому псионику, но не вступать же ему было в беседу на такие темы с человеком, ни настоящего имени, ни истинного лица которого он не знал!
— Да так… — уклончиво отозвался он. — Мало что получается.
На узком тротуаре в свете фонарей они столкнулись с тремя роскошными дамами в наипышнейших нарядах. Лица их были прикрыты изощренными масками, но звонкий смех подтверждал их женственность. Впрочем, декольте до солнечного сплетения — тоже.
Лекарь Чумы и Баута посторонились, повернувшись спиной к каналу и пропуская подшучивавших над ними венецианок. Те говорили по-итальянски и весьма бойко, поэтому клеомедянин не понял ни слова.
— Ну вот и наш Харон, — сообщил Лекарь, оглядываясь на воду.
Эфий тоже повернулся, прихватив края своего обширного плаща, и увидел подплывавшую к ним черную гондолу без гребца. Длинноносый добавил, что к Аморе делла Коломбина посуху добираться очень долго, и подкинул в красной ладони малюсенький пульт управления лодкой.
— Прошу вас, синьор Bauta Casanova! — он с гротескным почтением, столь свойственным нарочитой театральности карнавала, что это лишний раз подчеркнуло, где и когда они находятся, склонился перед Эфием, указывая рукой на спускавшиеся в канал каменные ступени набережной-тротуара. — Смелее! Тот, кто носит маску смерти, сам смерти может не бояться и выйти из лодки перевозчика не только живым, но даже сухим. Правда, баркаролу не обещаю…
Эфий спрыгнул в гондолу, очертаниями лихо заломленных носа и кормы напоминавшую туфлю турецкого султана. Туда же грузно вошел и Лекарь Чумы, забираясь на лакированную до зеркального блеска корму лодки, вставая на небольшой коврик в восточном стиле и берясь за весла.
— Ну что ж, синьор, не всякому выпадает честь побыть гондольером у того, кто надел на себя лик Смерти!
И с этим высокопарным эпиграфом к предстоящему плаванию длинноносый оттолкнулся веслом от нижней ступеньки. Гондола заколыхалась и неуклюже повернула в сторону изогнувшегося, словно тот самый Кот, моста между тротуарами одной улицы.
Кажется, с наступлением темноты город еще больше ожил и развеселился. Воздух был пропитан кондитерскими ароматами и запахом жареных пышек-frittelle. Музыка доносилась отовсюду, мотивы смешивались над каналами и становились вовсе неузнаваемыми, но от того на душе становилось как-то невообразимо легко, словно в ожидании чуда.
Эфий сел в кресло для пассажира, рассчитанное на какого-то вальяжного сибарита. Здесь был даже столик с наполненной фруктами вазой, бутылкой вина и бокалами. Но тревога не давала ему полностью отдаться романтике плавания по древнему городу. То и дело вспоминалась Эфимия и происшествие в Нью-Йорке. Наконец, не выдержав, он решил подглядеть хотя бы одним глазом, что происходит на другой стороне планеты, и расслабился на бархатной обивке кресла.
Универсальное подпространство промелькнуло и исчезло вместе с радугой. Мыслеприказ вывел Эфия в нужное место, но найти саму девушку было не так-то легко в этих темных лабиринтах коридоров Управления. И тут она позвала. Сама. И очень тихо.
Эфий увидел светлую комнату, кровать, опутанную какими-то проводами Эфимию и окруживших ее людей — трех женщин и мужчину. Все, кроме одной дамы, были ему знакомы. Эфимия поглядела прямо на него, благодарно улыбнулась, но быстро отвела взгляд, чтобы ответить на заданный кем-то из них вопрос. Клеомедянин пожалел, что ничего здесь не слышит, и тихонько присел неподалеку, на какой-то из приборов.
— Не постигаю, как можно было не учесть того, что произошло с нами самими?! — восклицала Фанни, то и дело прижимая к себе измученную Эфимию и бросая недоумевающие взгляды на Дика. — Это же почти полное повторение истории с супругами Чейфер и Харрисом, с той только разницей, что не во времени, а в пространстве!
Стефания барабанила по столу штыками ногтей и молча наблюдала за сборищем, которое, судя по всему, намеревалось разнести всю размеренную жизнь КРО в пух и прах.
— У меня и мысли такой не возникло, — сказал подполковник. — Снаряд два раза в одну и ту же воронку…
— …падает! — перебила Паллада. — Падает, потом выскакивает и падает еще раз! И пора бы это уже уяснить спецотделовцу, который сталкивался в своей профессии со всем, что можно вообразить и даже сверх!
Дик коснулся руки спокойно курившей Джоконды, в своем спокойствии откровенно запамятовавшей, что в присутствии Луиса и Эфимии она не курит:
— Надо сообщить отцу…
— Я сообщила сразу, — Бароччи с интересом посмотрела на огонек своей сигареты. — Синьор будет здесь через несколько часов, уже вылетел. Знаете что, а позвольте мне поговорить с девочкой с глазу на глаз? М?
— Ты что-то поняла, да? — в голосе Фанни прозвучала надежда, и такая же надежда блеснула в глазах Дика.
— Я пока еще ничего не поняла, но надеюсь понять. Эфимия, бамбини, ты сможешь сейчас говорить?
Девушка, только что приветливо улыбавшаяся пустоте, повернула лицо к Джоконде:
— Как вы сказали?
— Можем мы с тобой поговорить, детка?
Эфимия просияла:
— Да, конечно! Я уже так устала от всей этой путаницы, загадок… Так хочется обычной заурядной жизни!
Все невесело засмеялись и, оставив их с Бароччи tete-a-tete, покинули бокс.
— Прежде всего, — заговорила Джо, подсаживаясь к ней, — давай определимся, с кем из вас я буду общаться: с Эфимией или…
— Или Нэфри, — вставила девушка в образовавшуюся паузу. — Я Нэфри. Я не могу разбудить Эфимию. У меня все мутится в голове — я иногда как будто она, иногда как будто я… Мне казалось, этот человек… ее отец… казалось, что он поймет меня.
— Ты просто поспешила. Он просто безумно любит Эфимию. Ты, наверное, уже знаешь благодаря ее воспоминаниям, что он смог прийти в себя после смерти тети только после рождения дочери. Я и не подозревала в нем таких чувств…