Режим бога. 3-я книга
Шрифт:
– Вот! А для того, чтобы принять участие в олимпиаде, надо показать победные результаты на соревнованиях рангом ниже. Наши специалисты видели твои бои и в Москве, и в Липецке... и считают, что у тебя - большой талант! Который, обязательно нужно развивать. И если даже не к этой олимпиаде, то к следующей точно...
Павлов мне нравился. Приятный мужик, спокойный взгляд... А вот то что он говорит, не нравится совершенно.
Поднимаю глаза на Щелокова и вопросительно смотрю.
– Что?..
– не понимает министр.
Перевожу
– Мне можно говорить, как есть...
– снова перевожу взгляд на министра, - ...или, как надо?
Щелоков и Чурбанов синхронно хмыкают.
Павлов с улыбкой и очевидным интересом ожидает продолжения.
– Ну, говори как есть...
– прищуривается министр, - "как надо" я тебе потом сам скажу!
Понимающе киваю головой и снова разворачиваюсь к Павлову. Краем глаза вижу, что Чурбанов, ранее сидевший откинувшись на спинку стула, подается вперед и кладет руки на стол.
– Понимаете ли, уважаемый Сергей Павлович... К сожалению, я еще учусь в школе. К тому же, много времени отнимают репетиции в ансамбле. Так что, ездить на соревнования, я просто физически не смогу. Да, мне и ни к чему...
"Мажу" взглядом по всем троим - с явным интересом ждут продолжения.
– Давайте, как сделаем... По итогам отборочных соревнований, в нашей сборной определится главный фаворит в моей весовой категории...
Специально делаю паузу, но Павлов не перебивает.
– А я проведу тренировочный бой с этим фаворитом. И выиграю "за явным премуществом". Если этого кому-то покажется мало, то такой же бой я могу провести со сборником из категории тяжелее...
За столом повисает молчание.
Павлов с ответом не торопится. Возможно, в обычной ситуации он просто рассмеялся бы и послал. Или просто "послал"! Но не сейчас и не в этом кабинете...
– Скажи...
– председатель Госкомитета по спорту повторяет движение Чурбанова и облокачивается на стол, положив крупные кисти рук одну на другую, - ты, вообще, имеешь представление, насколько отличается уровень юношеского чемпионата, хотя бы, от всесоюзного.
"Не-еее... Так дело не пойдет. Усугубим...".
– А для меня это неважно. Я выполнил норматив мастера спорта, следовательно в моем бою с другим мастером спорта не будет ничего незаконного или недопустимого. Один тренировочный бой. Я не буду работать на публику и постараюсь "положить" соперника с р а з у...
Павлов молчит, потом вяло пожимает плечами и смотрит на Щелокова.
– Думаешь, шансов нет?
– интересуется министр.
– Думаю, нет...
– качает головой Павлов, - талант у Виктора бесспорный, я и сам видел, а Иванченко - помощник Киселева, вообще считает, что из парня может вырасти новый Мухаммед Али. Но выставить его сейчас против сборника - означает загубить собственными руками.
"Эй, эй-ей! Моя золотая медаль! Ты куда, syka, уплываешь в туман?!".
Стараясь придать голосу снисходительную иронию, спрашиваю хозяина кабинета:
– Николай Анисимович, а в тот вечер, когда я в милицию попал... Сергей Павлович как бы мои шансы оценил?
Павлов смотрит удивленно. Щелоков - задумчиво. Но молчат оба.
Перевожу взгляд на Чурбанова и тихо напоминаю:
– Головой ручаюсь...
Тот лишь досадливо морщится.
– В конце концов, я свою часть договора выполню неукоснительно - "до первого поражения".
Вот тут уже перегнул. Щелоков недовольно бросает:
– Ладно, ступай на свои репетиции. Мы подумаем.
То что мы едем в Италию, ни для кого в коллективе секретом уже не является, поэтому в Студии я застаю беготню, суету, ажиотаж и "нервяк"...
Если к этому добавить моё собственное состояние растерянности и, с трудом сдерживаемого, раздражения, то перспективы вырисовываются взрывоопасные.
А тут еще и совершенно "палящийся" взгляд Веры. Кажется, что две совместно проведенные ночи убили в ней всяческую осторожность.
И откровенно взбешенный взгляд Львовой, видимо, "уходящий корнями" в благостную ухмылочку Розы Афанасьевны.
И безмятежно-радостная улыбка Лады.
"Господи! Есть же люди у которых нет проблем! Р-ррррр..."
И озабоченный вид Клаймича, и нетерпеливо желающий чем-то поделиться Завадский, и оживленные возгласы и приветствия музыкантов!
Короче, дурдом... Нетерпеливо ждавший своего главврача.
"А, действительно... Они же все меня ждут, как арбитра или конечную инстанцию... Вот только, хитромудрый арбитр сам, похоже, сегодня облажался в своих хотелках".
Столь неожиданно и непонятно закончившийся разговор в кабинете у Щелокова, изрядно меня расстроил и "выбил из колеи".
Татьяну Львову - нашего "кутюрье" и ехидно улыбавшуюся Ладину бабушку, Клаймич в кабинет сопровождал лично. Накал общения между этими двумя достойными дамами, казалось, уже достиг градуса извержения вулкана.
Мысленно вздыхаю: ни ехидная Роза Афанасьевна, ни навечно обиженная на весь мир Львова - сейчас, кроме раздражения, других чувств не вызывали. Даже виноватый вид Клаймича, не умеющего обуздывать баб, и то вызывал у меня острое недовольство.
– У нас мало времени. Поэтому - коротко и по существу, - мой совершенно непривычный ледяной и не любезный тон, вкупе с "резко" угрюмым видом, сбивает с толку даже многоопытного Григория Давыдовича.
– Наконец, все трое справляются с первым ступором и одновременно открывают рты.
– Алексе-ей!!!
– мой неожиданный вопль заставляет присутствующих подпрыгнуть и ввергает их в ступор. Бас "Большого брата" был хорошо различим, когда в кабинет открывалась дверь, поэтому риск, что я не буду услышан, отсутствовал.