Рианнон

Киборд Флинт

Себе инспектор сделал шлафрок аахеновского толка (нашёлся в темплейтах), пару обуви в тон — и копию костюмчика (свой темплейт); сразу же переоделся.

Застал близнецов в холле, в четыре руки сервирующих уют и атмосферу грядущего вечера, в частности, трапезу: одна расставляла и собирала, другая рукой в рабочей перчатке (ага, чтоб ключ гостевой прошёл) дотыкивала на синте ингредиенты, свободной рукой на подхвате помогая сестре — впечатляла слаженность:

двое действовали как единое целое.

Инспектор полюбовался. Не найдя, чем бы помочь, выразил витавшее в окружающей среде настроение:

— Блин. Так у вас и дудки не осталось…

Аудитория решительно воспротестовала:

— Не-ет! Осталось!

Откуда ни возьмись, в первой руке возникла славная охапочка неочищенного дударя; вторая рука выбрала из неё и представила пред очи Кейра несколько самых-самых зонтиков, умело подсушенных (Кей удовлетворённо хмыкнул) — остальная же пара рук, отлучившись на секунды, вернулась со снопом мясистой ботвы, зажатым в перчатке…

— Что это?

— Маслёнка. Нам её тоже советовали выпилить, но уж мы не стали.

— Людвиг нам масла не даёт, он заподозрил…

— …или масло урезали, чтоб Людвиг не заподозрил.

Кейрис взял веточку, повертел между пальцами…

— Масляная экстракция, значит… Правильно, умнички. Но мне-то можно…

— Что — можно?

— Масло из синта??

Кейрис задумался, прикидывая… Его подбодрили:

— Здешний куксер не ябедничает.

— Почти совсем не ябедничает…

— Его Юрген патчил…

— Юрген настраивал.

— …это главный техник.

— Но всё равно он нам много не даёт, из осторожности.

— Масло чистое вообще не даёт!

Кейрис решительно подобрался к синту.

— Куксер… Было такое слово. У нас говорят — писюн. Ну, от «пи-синт». Но чаще — просто синт. А одежный — синтюх, да.

— У нас почти так же.

Ковыряясь в настройках, Кей продолжил философствовать:

— Как подумаешь — сто лет назад ресинтеза ещё не было — странно становится…

В ответ напряжённо молчали. Наконец выдохнули:

— Ну, что??

— Попробуем. Совсем просто: внешние спайсы заправим.

— Что?

— Приправы. Пользовательские. Можно загрузить. Режим такой. Вам не дают?

— Нет.

— Мы не знали!

— …раз не знали — значит, не дают!

— Угу… Так или иначе — мне можно. Проверим-ка. Дударь пойдёт внешним спайсом. Игнор. Игнор… Всё, мне масла даёт сколько влезет. Ну-ка… И вот ещё что… Та-ак… Потянет. Нормуль.

— Ух… Интересная. Густая… Можно попробовать?

— Попробовать можно, да?

— Да. Осторожней. Может, сильная…

«Чёрт. Наварил, как на свору бортовых техников с двумя штурманами впридачу… Или нет, без штурманов. Техники всё равно всё выжрут, пилоту не оставят…»

…За

полчаса употребили; далеко не всё, конечно — на пару-тройку штурманов осталось, с горкой. И ещё на стажёра-первогодку: их там в строгости держат, ему до полного отруба много не надо…

…Где-то в следующем часу — близнецы были уже давно на «ты» — Кей, словив параноид, водил сенсором планшетки по стенам, бормоча:

— Штроблёных нет, допустим… Провёл раз — и всё, выковыривай… Но кто знает ваши места… Излучающие… ищем, ищем, не видим… Но если пакетами… через систему, на маячок…

— Камеры ищешь? Все ищут.

— …их нет потому что…

— …конвенция, она у нас действует.

— Ещё б не действовала! Конвенция — священная овца. Ну, одна из… — параноид перетёк в дудочное красноречие. — Империя и выехала на таких вещах. Осуждение чипизации и тэ пэ…

— Чипи… что?

— Во, даже не знаете, что это! Как здорово жить в Империи… Это вот что: как бы, мобик — внутри тебя, зашит. И ябедничает, непрерывно.

— Ужас…

— Ужас!

— Вот-вот! На декларации запрета подобных штук Империя и собрала в себя тьмущу народов. Но… Мало ли, Конвенция… Что Конвенция? Ну, нельзя… Съёмка жучком не может служить доказательством, всё такое… Но их всё равно ставят. Находишь — начинается песня: это не наше, не знаем… Вот в моём коттедже — точно нет. Потому что если я найду — не отвертятся. Но и то! По инструкции, поговорить выхожу на воздух…

— Здесь тоже нет.

— Все проверяли…

— …никто не ставил.

— Тут все свои, в общем-то. Кроме Людвига.

«Все свои, кроме… Людвига».

Дудка наползает медленно — но и тащит долго. Догнались, грамотно, по чуть-чуть («а то устанем рано») — в ответ грамотно поднаползло; плющились под потолочные картинки, кто-то хорошо сделал размножение пространств; ручное управление светоформами перелилось в танцы рук — и вскоре танцорки вместо сонорного фона поставили музычку. Кейра передёрнуло, это были хаски: полиритмоидное шелушливое шуршание отшелушивающихся слоёв, сотканных из материй пузыристой гибкости, неистребимой вечности, возвращения в ноль — при бесконечном открытии, отшелушивании…

— Откуда это?

— Это все сейчас слушают! Ты не любишь?

— Можно не это, можно ещё…

— А, ничего. Сойдёт.

(Действительно: неприятен лишь первый момент, с лезущими ассоциациями — а дальше хаски нагоняют свою, в общем-то, правильную сущность… «Дарёный конь бороды не испортит» — вспомнил Кейр загадочную древнюю поговорку.)

Оба медовых существа, поразив симметрией и синхронностью (определённо, это был коронный номер), угомонились и подсели к зрителю:

— Нас на Целесте заставляли отличаться. Одевали по-разному!