Ричард Длинные Руки – эрбпринц
Шрифт:
На улице уже собираются военачальники, а я, когда вышел на свежий воздух, сразу увидел приближающуюся к лагерю группу всадников из пяти пышно и вызывающе богато одетых рыцарей. Справа и слева, как почетный эскорт, красиво и хищно идет дюжина конников Норберта, легких и опасных, как степные коршуны.
Я остановился; всадники придержали коней на том расстоянии, которое не кажется чрезмерно опасным. Один спешился и, передав повод одному из своих, снял шлем и оставил в руках ближайшего рыцаря.
Я
Он пошел ко мне ровным шагом благородного человека, который не унизится даже перед Богом.
За моей спиной военачальники тоже смотрят гордо и с достоинством, выпячивают на всеобщее обозрение рукояти мечей с драгоценными камнями в рукоятях, а про доспехи и говорить нечего — у всех вестготские, в этой части материка вообще диво дивное.
Мужчина, что ко мне приближается, принадлежит явно к знати: от него веет надменностью аристократа, у которого вереница предков, и все верно служили отечеству, беззаветно проливая за него кровь и отдавая жизни.
И сам он выглядит прошедшим огонь и воду, лицо сдержанно усталое, бледное, несмотря на сильный загар, явно дорога была нелегкой, под глазами темные мешки.
— Граф Адриан Стивенфельд, — назвался он. — С личным посланием от Его Величества императора Мунтвига.
— Ричард Длинные Руки, — назвался я. — Слушаю вас, граф.
— Простите, ваше высочество, — произнес он учтиво, — но слушать нечего. Я совершенно не знаю, что в послании. Мне только поручено доставить и передать лично вам.
— Лично я здесь, — ответил я так же учтиво. — Вот и моя собачка подтвердит, что это я.
Он чуть улыбнулся.
— Да, люди могут соврать, но не собаки.
Поклонившись, он вытащил из складок плаща небольшой пакет, протянул в мою сторону. Я повел бровью, Альбрехт взял, взвесил на ладони и подошел ко мне.
Граф Стивенфельд еще раз поклонился и, развернувшись, двинулся обратно.
Удивленный, я вскрикнул, нарушая торжественность встречи:
— Граф, а мой ответ?
Он обернулся, покачал головой.
— Ответа не требуется.
Ему подвели коня, он быстро поднялся в седло, и весь отряд, ввиду выполненной миссии, понесся обратно нестройным галопом. Вдогонку ринулись с лаем несколько мелких собачонок из деревни.
Я повернул голову к Альбрехту.
— Давайте, дорогой граф, читайте громко и с выражением…
Он сказал почтительно:
— Ваше высочество, оно адресовано лично вам. Может быть, прочтете у себя в шатре? Без свидетелей?
Судя по лицам военачальников, они считают это естественным, однако я возвысил голос, подпустив в него нотки благородного негодования:
— Это
Их лица светлели, а в глазах зажигались солнца, что же с нами делают умело подобранные слова, а я, какая умелая сволочь, что ухитряюсь их подбирать и расставлять так, что вот они, все мои, бери их голыми руками, посылай куда угодно.
Альбрехт нахмурился, но послушно протянул письмо. Я сломал сургучные печати; это оказался сложенный вчетверо лист пергамента, более удобный формат для пересылок, чем письма, свернутые в трубочку.
Сверху две трети текста занимает титул Мунтвига с перечнем всех его земель и званий, это как обычно, но я напомнил себе, что этим надо заняться отдельно, мы же до сих пор не знаем, чем он владеет, а это значит, не представляем всех его сил, власти и влияния, и хотя вроде бы я видел все его армии, но не могу с уверенностью сказать, сколько армий он в состоянии еще собрать.
Я читал вслух и чувствовал, что голос мой теряет уверенность и начинает звучать, как у козы на базаре.
Мунтвиг, рассыпаясь в любезностях, но не роняя своего достоинства, крайне вежливо заверяет, что принцесса Аскланделла уже и по праву принадлежит принцу Ричарду, так как очарована именно им.
Закончив, я взглянул на лица военачальников, по большей части недоумевающие, у кое-кого довольные, но у двух заметил тщательно скрываемые ухмылки.
— Все в дом, — сказал я люто. — Надо дать ответ запорожцев этому… да, этому, так сказать, императору!
Они всей толпой, грохоча подкованными сапогами, поднялись на крыльцо и вломились за мной в большую комнату.
Альбрехт поинтересовался:
— А как дать ответ? Они уже уехали.
Я зыркнул на Норберта, тот понял, ответил с легким полупоклоном:
— У них тяжелая рыцарская конница. Шли на рысях, мои люди сообщают, сейчас остановились на отдых в полумиле. Если ответ суметь составить за ночь, то утром можно вручить им до того, как отправятся в обратный путь.
Лица военачальников снова просветлели; Альбрехт пробормотал:
— Как я догадываюсь, вы уже приставили к ним лазутчиков, чтобы проследить их обратный путь?
Норберт кивнул, но пояснил:
— Они могут поехать прямо в армию, а к императору отправить одного из гонцов с письмом.
— И не угадать какого?
— Точно.
— Но вы постараетесь, — сказал Альбрехт. — Вы будете не вы, если не попытаетесь проследить все нити.
Норберт произнес сухо:
— Граф, вы говорите что-то не то.
— Тихо, — сказал я в раздражении. — Тут нужно искать, где в письме прицепиться, а не гавкаться…