Ричард Длинные Руки – эрцфюрст
Шрифт:
— Королю Зигмарингену, — сказал я.
Он даже не повел бровью, услышав имя, что не упоминается ни в одной из древних рукописей.
— Будет сделано, ваше высочество, — произнес он. — Место на площади укажете сами?
— Нужно обязательно посоветоваться со специалистами, — сказал я. — Дизайнерами, визажистами, архитекторами и прочим народом… но, конечно, место укажу сам, я знаю лучше.
Глава 13
О странном происшествии в главном здании дворца говорили бы долго,
Отец Дитрих отправил троих священников, чтобы те освятили все мечи, нейтрализовав наложенные на них чары и заклятия. Той же процедуре подверглись доспехи, кони, упряжь.
Еще двое священников по краям поля, откуда будут въезжать поединщики, следят, чтобы никто и ничто не помешали доблестным рыцарям извне, ибо колдун может затаиться и за сотни шагов в стороне.
Я, как и все, обратил внимание на внушительных размеров конный отряд с развернутыми знаменами, едут плотно, словно в самом деле спаянные. Поднятые к небу копья настолько неподвижны, будто над землей плывет одна длинная стальная щетина.
Меня сопровождает, как и положено, группа наиболее близких деятелей, сэр Жерар пробормотал за спиной:
— Турнедцы… Чего им в Гандерсгейме не сидится?
— А что им там делать? — возразил я.
— Вы же наделили землями!
— Не всех, — ответил я. — Большая часть остается в государственной собственности, то есть в моей. Стратегический резерв, а также источник обогащения.
Он взглянул вопросительно.
— Казны?
— А я как сказал?
— Вы в благородной задумчивости крупного государственного деятеля это слово… опустили.
— Просто недоговорил, — ответил я с достоинством. — Именно в благородной и даже благороднейшей задумчивости о великих свершениях крупнейшего… не стесняйтесь, не стесняйтесь, обо мне можно!.. и великого государственного деятеля. Казна или мой карман — неважно, ибо государство — это я!..
— Понял, ваше импера… ваше высочество.
— Для остальных, — велел я, — надо придумать рабочие места. И даже создать. А то будут отираться при дворе, затевать дуэли от безделья.
Он оглядел их оценивающе.
— Крепкие и свирепые. В Сен-Мари таких нет.
— Мы сами с Севера, — напомнил я. — Потому и победили сен-маринцев. И подбирать в войско будем северян.
— Но оружие пусть куют здесь, — уточнил он.
— И доспехи, — добавил барон Альбрехт. — А из Вестготии привозят вообще такое, что просто сказка!.. Даже Растер не мог разрубить вестготский панцирь.
День солнечный, цветные одежды смотрятся особенно ярко и празднично, а в цветных все, никаких полутонов, мужчины предпочитают ясные четкие цвета, такие же навязывают и женщинам.
На арене уже гарцуют молодые рыцари, демонстрируют умелое обращение с конями. Некоторые сшибаются в схватках, но пока ажиотажа нет, новичков сразу видно, все в нетерпении ждут выхода настоящих бойцов.
По обе стороны от моего трона с двумя креслами справа и слева тянется крытая галерея для особо благородных, приближенных к двору, а остальные степенно рассаживаются на добротных лавках из свежеоструганного дерева. Красить не красили, лаком не покрывали, так что у кого-то штаны могут прилипнуть к выступившему из щелей древесному клею.
Женщины держатся стайками, так они смелее и даже нахальнее, молоденькие, раскрасневшиеся от мужского внимания, с блестящими глазами, стреляющие ими во все стороны, ненадолго задерживая хитрые взгляды на молодых и статных рыцарях.
Розамунда блистает дерзкой и отточенной красотой, золотая корона на ее пышно взбитых волосах не в состоянии соперничать с блеском ее глаз и задорной улыбки.
В большом тронном кресле она выглядит взрослеющим ребенком, куда могла бы взобраться с ногами, а то и лечь, свернувшись калачиком.
Она хлопала в ладоши, радовалась, кричала пищаще-задорно, размахивала голубым платочком.
Я поглядывал на нее с той нежностью, которую испытываешь к детям, чьи невинные радости так просты и незатейливы.
Она как-то перехватила мой взгляд, чуть смутилась.
— Ваше высочество… я что-то делаю не так?
— Все так, — успокоил я. — Все замечательно.
Она сказала, оправдываясь:
— Сегодня последний день не только в этом кресле… но и вообще в Геннегау. Мы с будущим мужем будем жить в его имении, это почти у Стены, что отделяет нас от Вестготии.
— Семейная жизнь, — заверил я, — полна радости. Ну, как я слышал.
— Да, — согласилась она. — Я тоже слышала. И мой жених хорош, на него все мои подружки заглядываются… Хотя я, конечно, влюблена в Геннегау и вообще в большие города… Ой, как его ударили!
На поле с резким звоном, от которого у меня заныли зубы, вылетел закованный в хорошую сталь рыцарь в шлеме с пышным плюмажем из покрашенных в разные цвета перьев.
Упал он с таким грохотом, что на поле моментально выбежали оруженосцы и даже не пытались поднять его на ноги, а сразу бегом поволокли с арены, а вдогонку гремели бурные аплодисменты армландскому графу Кристофу Шлоссеру, это он красиво ссадил щеголя, даже не пошатнувшись, а у края поля не стал менять копье на новое.
— Ваш муж не участвует? — спросил я.
— Он очень хотел, — ответила она со смехом, — но мои и его родители заставили уехать в имение и срочно готовить к моему приезду. Сразу после свадьбы мы и отправимся туда.
— Поздравляю, — сказал я, — и в самом деле завидую вашему мужу.
Она скорчила хитрую рожицу и почти показала мне язык.
— Так вам и надо… Ой, это же сам Максимилиан фон Брандесгерт?
— Он, — подтвердил я.
— Я много слышала о нем… Он барон?
— Уже граф, — уточнил я. — В его владениях целое королевство! Уверен, о Максе услышите еще много чего.