Ричард Длинные Руки – эрцфюрст
Шрифт:
— Да, — признался я со вздохом. — Ладно, насилуйте по праву победительницы. Это у вас такой девичник, да?
— Что такое девичник?
— Ну… выпускной вечер, — объяснил я. — Когда девочки, после школы… ну, конфирмации, выпускного, они считаются уже девушками и вступают в ранг взрослых, вот тут-то и начинают беситься напропалую…
Она вздохнула.
— Вы прям сказки рассказываете. Нет, это я сама… А почему напоследок не сделать что-то сумасшедшее? Завтра начнется совсем другая жизнь… семейная, скучная, добропорядочная и
Ее ресницы то и дело щекочут мне грудь, я пробовал сдерживать нарастающий жар в теле, но получается так, что просто не получается, а еще она и ногу закинула мне на живот, чуть ли не на грудь, я сам поймал себя на том, что прижимаю крепче, потом начал поглаживать, прошелся кончиками пальцев по зонам на спине, медленно и осторожно разминал ее всю, почему-то фригидную, пугливо застывшую, сердечко колотится в моей ладони, словно у пойманного воробышка…
— Розамунда, — шепнул я, — что-то не так?
Она ответила совсем шепотом:
— Все так… не обращайте внимания…
Была бы служанкой, мелькнуло в голове, не обращал бы, а так все-таки нужно сперва малость ритуальных танцев. Потому в конце концов аристократки повыведутся, вытесненные доступностью и неприхотливостью служанок.
Я лежал навзничь, под сводами в темноте что-то шелестит, но над кроватью полог, не видно, даже если летучая мышь и брякнется сдуру. За окном иногда слабо поблескивает багровый свет зарниц да все так же заглядывают любопытные звезды.
Розамунда лежит рядом, вся скукожилась в комок, но голову снова положила мне на плечо, уже мокрое от ее соленых слез. Всплакнула коротко, успев ужаснуться внезапности всего, что стряслось, пережив боль и восторг, теперь тихая, как мышь, снова скребет ресницами плечо.
Я рассеянно погладил пышные волосы.
— Леди Розамунда…
— Да, ваше высочество?
— Почему, — сказал я с упреком, — вы тогда соврали, что не девственница?
Она прошептала виновато:
— Сильно испачкала вам простыни?.. Я слышала, вы человек чести, потому не станете…
— Еще бы, — буркнул я. — Нехорошо получилось.
— Хорошо, — возразила она тихохонько. — Вы ни при чем, это я обманула.
— Но… зачем?
Она сказала грустным шепотом:
— Если скажу правду, загордитесь. Потому совру, женщина имеет право врать в порядке самозащиты. Мы слабые, не знали?.. Я еще полежу с вами немного, понежусь, а потом уйду.
Она заснула в моих объятиях, а когда забрезжил рассвет, я с нежностью всматривался в ее похудевшее за ночь лицо, осторожно поцеловал в щеку.
Ее ресницы затрепетали, поднялись, глаза еще сонные, спросила испуганным голосом:
— Что?.. Я задремала?
— Еще как, — сообщил я ласково. — И лягалась, и сопела, и хрюкала… Доброе утро, милая.
Она в испуге огляделась.
— Утро?.. Откуда утро? Почему утро?
— Это не я, — заверил я. — Пробовал, но не могу заставить солнце восходить по своей воле. Петух
Она начала торопливо выкарабкиваться из постели, подхватила плащ, я помог ей застегнуть застежку. По хлопку ладоней появился молчаливый Хрурт, кивнул, отвечая на мой взгляд, дескать, дорога свободна, никто не увидит, как леди выходит из спальни моего высочества.
В коридоре их уже поджидает верный Ульман, этот сообщил, что дорога свободна до самых покоев леди Розамунды. Втроем удалились, а из комнаты личной охраны молча вышли Переальд и Айсватер, не менее доверенные телохранители, неспешно заняли их места.
Я перешел из спальни в спальные покои, там уже несколько придворных, что допущены к одеванию моей персоны, терпеливо выслушивал новости и позволил одеть себя и даже обуть.
Заключительные бои начнутся в полдень, однако народ стягивается к ристалищу с утра, спеша занять места поближе к арене. Лотошники пользуются возможностью торговать горячими пирогами, вином и прочей снедью, некоторые рыцари уже разминаются на поле, другие только выехали из города, а приехавшие из других земель пока еще спят в шатрах вблизи ристалища.
На выходе из здания я увидел сверкающего доспехами изящного рыцаря и не сразу узнал в нем Боудеррию из-за шлема с опущенным забралом. Она даже доспехи одела цельные, чего никогда не делала раньше, предпочитая кольчуги, но когда я подошел ближе, охнул и сказал с удовольствием:
— А тебе это платье тоже весьма!
Она фыркнула разочарованно, неужто я не увидел бы под доспехами женщину, как ни прикрой ее железом, подняла забрало.
На меня взглянули ее рассерженные глаза.
— Ваше высочество…
— Сэр Ричард, — напомнил я. — Для друзей, а ты друг, я просто сэр Ричард. Можно даже без «сэр».
— Хорошо, — сказала она все еще рассерженно. — Сэр Ричард, почему меня не допускают к участию в турнире?
Я замялся, развел руками под ее требовательным взглядом.
— Боудеррия, — сказал я с неловкостью, — понимаешь ли… несмотря на некоторое включение экзотических элементов… это все-таки добротный рыцарский мир. Мужской мир.
Она сказала зло:
— Это я — экзотический элемент?
— И очень красивый, — подтвердил я. — Без тебя этот мир был бы серым. И так ты его украшаешь собой, как вот дракончики, магия, гарпии…
— Что-о-о?
— Я говорю о разнообразии мира, — пояснил я торопливо. — Ты — украшение. Весьма драгоценное. И никто из мужчин не желает, чтобы украшение повредить…
— Да я любого сброшу с коня!
Я покачал головой.
— Не сбросишь. Тут такие мордовороты, что и меня сбросят, а я, ты знаешь, не совсем так уж и слабенький. Давай лучше я тебе предложу место на первом же корабле, что выходит в океан. Заодно и посмотрим, где твоя родина. Уверяю, там схваток будет побольше, чем на этом потешном турнире. Настоящие, а не эти… где тупыми копьями и тупыми мечами.