Ричард Длинные Руки – фюрст
Шрифт:
Она вскинула изумительно красивые брови в неподдельном изумлении.
— Почему? Если можете стать королем?
— А зачем? — ответил я вопросом на вопрос. — В моих руках вся власть короля, но без королевской ответственности и его обязанностей! Разве так не удобнее жить? Уверяю вас, милая леди, невыгодно считаться богатым, храбрым и сильным, к ним предъявляют требования, превышающие их силы. А я люблю жить без напряга.
Она недоверчиво улыбнулась. Я вытер рот куском чистой материи и посмотрел на нее серьезно и вопрошающе.
Она поднялась, присела в поклоне.
— Ваша светлость…
— Леди Лилионна, — ответил я.
Она удалилась, слуги убрали со стола посуду, я самолично расстелил карту, а когда появился сэр Жерар, сказал ему сварливо:
— Дорогой Жерар, король — выше закона! Тем более, правил. И этикета. Это значит, этикет подчиняется мне, а не я ему.
Он сказал озадаченно:
— Как скажете, ваше… ваша светлость. Вы реформатор, уже поняли. Все трясутся и крестятся… Там, кстати, к вам барон Фортескью.
— Зови, — велел я.
Барон вошел быстрыми шагами, легко и красиво поклонился, застыв на миг в растопыренности, затем выпрямился и посмотрел на меня с вопросом в глазах.
Сытенький и розовощекий вельможа в крепости герцога Готфрида, изможденный узник с запавшими глазами и ввалившимися щеками после застенка в летнем дворце короля Кейдана, и вот сейчас преобразившийся лорд, собранный и четкий в движениях, взгляд внимательный, все-таки испытания даже из придворного делают человека.
— Сэр Людофинг, — сказал я.
Он поклонился еще раз.
— Ваша светлость.
— Дорогой барон, — сказал я, — я велел позвать вас, так как не сомневаюсь в ваших выдающихся способностях дипломата и крупного государственного переговорщика. Да-да, снова намерен отправить вас послом к королю. Знаю, для вас это нелегкое испытание, потому, если вам такое поручение в тягость, можете отказаться.
Его глаза сверкнули злой радостью.
— Ваша светлость, — голос его задрожал от переполняющих барона чувств. — Сочту за честь… Сделаю все… На меня можете положиться!
— Спасибо, барон, — сказал я. — Поручение очень простое, мой секретарь передаст вам все необходимые бумаги с печатями и подписями, а я пока скажу вкратце саму суть. Вы потребуете от Кейдана отречения от трона, передачи мне королевства и короны. За эти пустяки я гарантирую ему жизнь и неприкосновенность! Вы вольны договариваться об условиях передачи короны. Кейдану и его семье оставим замок, слуг, будем выплачивать ренту… сумму вы оговорите сами.
Глаза барона вспыхнули еще ярче, уж точно постарается оставить короля голым и босым за те унижения, которым тот подверг его дважды.
— Ваша светлость!
Дверь приоткрылась, заглянул сэр Жерар. Я кивнул на него барону, оба поклонились и степенно вышли обсуждать детали.
Поздно вечером, когда я вывалился из кабинета, слуги подтянулись, но на мордах облегчение. Даже стражи дальше в коридоре просветлели: кот ушел, мышам дозволены самими мышами пляски и веселые непотребства по всему дому.
От кабинета до моих покоев не приходится топать через залы, к счастью. Неловко смотреть, как взрослые и солидные люди протискиваются ближе к тому месту, где буду проходить, чтобы попасть в поле зрения моего благосклонного взгляда.
Возле двери моих покоев двое слуг и двое стражей в мою сторону не повели и глазом, но видят все и замечают все. Двери все-таки передо мной распахнули, я переступил порог и устало сбросил шляпу.
В предбаннике, так я молча назвал эту комнату, предшествующую собственно спальне, глазам больно от блеска золотого шитья на одеждах, массивных золотых цепей и широких золотых браслетов: не меньше десятка лордов уже ждут привычного и освященного веками ритуала, черт бы его побрал, прости. Господи, надо будет отменить этот обычай… объявив его языческим, в общем, подвести некую базу, а в христианстве можно найти все…
Сейчас эти важные и солидные люди тут же оказались рядом, один начал расстегивать мой камзол, другой снял золотую цепь, третий сопел и торопливо разбирался с узорной пряжкой пояса… Потом снимали сапоги, никогда не привыкну, что, как безрукого, раздевают перед сном, к тому же не слуги, а знатные лорды, но это считается почетной обязанностью, они допущены, дескать, доверенные, входящие…
Последними с моих пальцев стащили кольца, так называемые в обиходе «печатки», на каждом драгоценный камень с моими инициалами и гербом. Их уложили в особую шкатулочку и поставили на столик у моего изголовья, утром напялят обратно в том же порядке.
— Все, спасибо, — сказал я непререкаемым тоном. — Все свободны. Да-да, свободны!
Они поклонились и чинно пошли к дверям. Я полежал некоторое время, что-то не нравится здесь, какие-то перестановки, все о моем уюте заботятся, вон и решетки на окнах появились из четырехгранных прутьев кованого железа, это чтоб никто не проник к их лорду… А вот то, что я сам возжелаю выскользнуть неузнанным, не догадываются.
А если бы и догадались, то вряд ли восхотели бы, чтобы я неузнано бродил хотя бы даже по дворцу, не говоря уже о городе.
Моя охрана вооружена не только острыми копьями и мечами, но и всевозможными амулетами, позволяющими распознавать принявших чужие личины, потому я, перекинувшись в исчезника, долго прислушивался у двери, высматривая сквозь толщу деревянных досок, пока отойдут подальше, затем выскользнул и, ни к кому не приближаясь, прячась в темных нишах и за колоннами, начал долгий путь на крышу.
Буквально через десяток шагов увидел спины двух придворных, один — пожилой и очень солидный сэр Сильвестер Вильямс, лорд Нотрумба и земель в Иксонии, второй — сэр Дэвид Ньюманд, солидный с виду, но ничем не выделяющийся придворный.