Ричард Длинные Руки – герцог
Шрифт:
Он довольно улыбнулся.
– А как не терпится ввязаться в драку нам…
Поднялась из руин и пошла навстречу уцелевшая стена трехэтажного дома с колоннами на первом этаже. На втором и третьем вообще буйство архитектуры всех форм. А скульптуры и барельефы героев, мифологических животных занимают каждый дюйм. На всех трех этажах слепо зияют окна, на втором и третьем углублены так, что это одновременно и двери, выводящие на балконы, вон даже сохранился свод, все тревожно красиво, словно видишь редкий цветок, выросший на дороге, где промчится конница…
Еще колоннада с широким портиком у темного углубления в горе, вид таков, словно это украшенный вход, но я присмотрелся, там везде сплошной камень, даже трещин не видно.
Дальше странные толстые колонны, вырубленные прямо в толще каменной плиты. Верх этой плиты выглажен до блеска, по ободку бегут, налезая друг на друга, тщательно выполненные барельефы. На самой плите сиротливо высятся семь колонн с неизменным портиком наверху. С той стороны каменной плиты грубо сложенная стена из неровных блоков, совсем другой стиль, другое назначение.
– Что это было? – спросил я.
Сэр Гатер отмахнулся.
– Здесь очень много от прежних хозяев. Но когда мы пришли, их уже не было. Хозяев.
И снова руины, развалины, остатки циклопических сооружений, настолько древних, что почти неотличимы от россыпей диких камней. Дорога равнодушно идет мимо массивной стены, вот остатки ворот, где опорные столбы выполнены в виде массивных лап неизвестного животного с раздвоенными широкими копытами и острыми когтями на бабках.
За стеной старинный дворец, уже без крыши, но я смотрел не на здание, а на исполинское дерево, проросшее прямо через каменные стены, где-то раздвинув, где-то обвалив. Толстые белесые корни невероятной прочности поднимаются до второго этажа, но и по земле не спешат углубляться, а тянутся на сотни ярдов во все стороны, прежде чем отыщут землю, куда занырнуть, как в воду.
Покачиваясь в седле, граф неспешно начал рассказывать, как однажды с далекого горного плато, куда раньше никто не мог подняться, спустилось целое племя конных дикарей. Никто не успел опомниться, как они промчались широкой лавой, оставляя за собой дым пожарищ, сгоревшие села, вырубленные сады и засыпанные колодцы. У немногих успевших спастись осталось впечатление, что не собираются возвращаться, иначе зачем засыпать колодцы или жечь большие запасы отборного зерна?
– Даже леса старались поджечь по дороге, – объяснил он. – Хотя сами мчались через них. Какие-то самоубийцы!
– Азарт войны? – предположил я.
– Наверное, – сказал он меланхолично. – Никто так не воевал, а они на полном скаку швыряли факелы в соломенные крыши, в деревянные постройки, вообще во все, что могло загореться. А когда все сожгли… поселились на том месте.
– Даже добычу не взяли? – спросил я с интересом.
– Нет, – ответил он с недоумением. – Гордые! Заявили, что не ради добычи пришли. Теперь, дескать, здесь их земля. И никто их отныне согнать не сумеет.
– И что с ними сталось?
Он ответил хладнокровно:
– А ничего. Вон взгляните налево. Видите село?.. Даже я не отличу от прежних. Постепенно к новому племени привыкли. Прошло всего два поколения, их воинский дух как ветром выдуло! Землю пашут, скот разводят, охотой иногда промышляют, но редко… Три крепости, правда, выстроили.
– Зачем?
Он пожал плечами.
– Наверное, на всякий случай. Или по инерции. В тех крепостях сейчас пусто, как в заброшенных дуплах, где вороны нагадили. Здесь на редкость мирные земли. А так вообще-то все соседи смотрят друг на друга сквозь прорези опущенных забрал.
Я вздохнул:
– Это везде. Эх, как нужна империя с едиными законами, дорогами, плановой экономикой… Что это вон там за домище?
Граф развернулся в седле в другую сторону. Впереди слева от дороги показался высокий четырехугольный дом из серого камня, давно заброшенный, на крыше зеленеют мелкие деревья, окна-бойницы зияют пустыми провалами, но сам дом-крепость выглядит грозно: шесть этажей, массивное основание без окон и дверей, по бокам наполовину разрушенные башни.
Гатер ответил с сочувствием:
– Если устали, на ночь можем остановиться здесь.
Я всмотрелся в дом, что-то в нем странное, даже нехорошее, будто он точно так же наблюдает за нами, прикидываясь спящим. Священника бы сюда, мелькнула тоскливая мысль. Я же не специалист по экзорцизму и выгонянию на ночь глядя нечистой силы.
– Не выглядит, – заметил я осторожно, – уютным местом.
Он развел руками.
– А что делать? Снаружи заночевать еще опаснее. А в башне все-таки скоротать время намного лучше.
Я поинтересовался с подозрением:
– Лучше чего?
– Лучше, – объяснил он, – чем снаружи.
– Очень опасно?
– Только ночью, – успокоил он. – И лишь на открытом месте. А в эту башню никто не полезет. Говорят, нечисть открытых мест и башни враждует. Мы в ней уже раз десять отсиживались, когда ночь заставала…
Я переспросил:
– То есть нечисть башни принимала вас, как беглецов, и защищала?
Он хмыкнул, лицо стало смущенным.
– Так говорят… А если бы так просто заехали, сама бы сожрала. В опасном мире живем, ваша светлость!
– В очень, – вздохнул я и добавил бодро: – Как здорово, да?
– Нам повезло, – согласился он. – Перебьем всех чудовищ, нашим внукам делать будет нечего!
– Сопьются, – подтвердил я. – Но сейчас идем хорошо. До заката разве не успеем до гостиницы?
– Постоялый двор уже близко, – подтвердил он. – Если не устали…
Я поморщился, он понял и торопливо придержал коня, давая понять, что проверит, как там в арьергарде.
К закату проехали по странной местности, где вдали я рассмотрел множество крестиков, ветряные мельницы, зачем так много, затем мимо проползла желтая полупустыня, а следом весело промчалась целая роща роскошных финиковых пальм.