Ричард Длинные Руки — грандпринц
Шрифт:
Он вгляделся в меня.
— Но ты… твои симпатии разве не на нашей стороне? Мы же посмели бросить Ему вызов! Мы не приняли Его волю!
Я сказал нервно:
— И что? Да, мои симпатии на вашей стороне! Сам постоянно бунтую и нарушаю, но это во мне обезьяны много… я имею в виду, семя Змея пробудилось и бушует, такое вот у меня наследие, однако умом понимаю…
— Ну-ну? — сказал он.
— Бунт ничего не создает, — огрызнулся я, — а только ломает, рушит и приносит эти, как их, ага, страдания! Потому я твердо и осознанно на Его стороне,
Он протянул в мою сторону огромную ладонь, согнул пальцы, я дрогнул, увидев, каких размеров получился кулак.
— Смертный, — прогрохотал он, — ты хоть представляешь, что я могу с тобой сделать?
Я ответил нагло:
— А вот ничего не можешь!..
— Ты уверен?
— Полностью, — отрезал я, перебарывая дрожь и надеясь, что говорю правду. — Ибо я — человек! Меня ты можешь только искушать, это я помню…
Он сказал люто:
— Значит, я не могу вот так прямо сейчас тебя убить?
— Не можешь, — сказал я. — И вообще… тебе дано было драться только с себе подобными, но ты с треском проиграл, был жестоко бит и свергнут в самый глубокий ад, где тебе, дураку, и место!
Он заискрился, а я застыл, глядя в его исказившееся бешенством лицо и прикидывая, не перегнул ли, все-таки и ангела можно раздразнить… как мне кажется.
— Смертный, — произнес он таким голосом, что я невольно посмотрел наверх, не рушится ли небо, — когда-то я приду за тобой…
— Я буду готов, — пообещал я с сильно бьющимся сердцем. — Только не затягивай слишком свой приход.
Он отступил на шаг, готовясь взмыть, крылья раздвинулись, но спросил невольно:
— А что случится?
— Я сам приду за тобой, — отрезал я с торжеством, видя, что опасность миновала, теперь можно как угодно грозить и сжимать кулаки. — И тебе тот день не понравится!
Он сверкнул глазами так ярко, что я невольно зажмурился, но тут же снова поднял веки, стараясь не пропустить момент, когда он растопырит все четыре крыла и метнется в небо, что, конечно, обман, на самом деле место восставших в подполье, точнее, в подземье.
Да и крылья ни к чему топорщить, при скорости полета, сравнимой со скоростью мысли, это даже не смешно их растопыривать так устрашающе…
Но когда я раскрыл глаза, он на том же месте, уже весь багровый от гнева, даже белоснежная хламида, целомудренно укрывающая его от горла и до кончиков пальцев ног, стала пурпурной, как раскаленные угли, с которых смахнули пепел.
— Что-то забыл? — поинтересовался я с ехидцей.
Он прогрохотал мощно и яростно, уже не стараясь прикидываться ангелом Света:
— Тебе послание!.. Возвращайся и думай о том, как избегнуть кары в грозном облике Багровой Звезды Ада!..
— Ого, — сказал я невольно, — так это звезда ада?..
Он прогрохотал еще громче:
— А ты как думал?
Я в самом деле подумал, хоть и быстро, я же в чем-то Невтон, ответил уже медленнее, подбирая слова:
— Да вот думаю, что ты брешешь…
— Что-о?
— Звезда Маркус сама по себе, — ответил я все еще без вызова, на ходу оформляя рыхлую, а местами и бесформенную мысль в законченные слова, которые если вылетят, то вылетят, — а вы только присобачиваетесь… или приангеливаетесь. Ее можно называть Звездой Ада или как угодно, но… не понимаю, откуда вдруг такая нежность и такая забота обо мне? Я вам так понравился? Вы меня обожаете?.. Любите? А в жопу поцелуете?..
Он из багрового стал темно-вишневым, лицо потемнело, а голос прогрохотал, словно из самого глубокого подземелья:
— Это входит в Великий План…
— Ого, — сказал я. — И ты посвящен?
— Да, мне ведомо…
— Так какая же все-таки, — спросил я, — роль бозонов?.. Они в самом деле в Великом Плане значили так много?.. Ах да, вы ж гуманитарии, что с вас спрашивать… Правда, я сам почти гуманитарий, но почему другого не потыкать носом, если подворачивается возможность?.. Это уже традиция, мы же нормальные здоровые люди. Если другого не измазать дерьмом, то и сон какой-то не весьма крепкий. Ладно, если докажешь, что этот Великий План на благо и процветание, я твой помощник!
— На благо и процветание, — заявил он уверенно.
— Людей? — спросил я.
Он посмотрел надменно.
— А люди при чем?.. Думай о мироздании, существо, если ты в самом деле способно мыслить!.. Те уцелевшие, что сумеют выбраться из подземелий, будут злыми и яростными, их души будут полны горечи, они возненавидят Создателя, что обрек их на такие муки и жалкую жизнь…
— Понятно, — прервал я, — можешь не продолжать. Я тот орел, что на лету хватает мух, мне разжевывать их не надо. Мы, волки, сперва глотаем, потом перевариваем… Это Великий План ваш, а не Создателя! Вы хотите воспользоваться ситуацией, чтобы перевербовать человечество на свою сторону?
Он прогрохотал:
— Но если человек стерпит такое, разве он человек? Простит Создателю разрушение своего мира, гибель родных, детей, близких?..
Я подумал, сказал уже спокойнее:
— Знаешь, у меня слишком мало данных, чтобы решить, кто из вас прав. Скажу только, что идея гибели цивилизации мне как-то не нравится.
Он фыркнул:
— Это всего лишь цивилизация! Смотри шире, человек.
— Во всяком случае, — ответил я, — все-таки сперва побываю в Храме Истины. Надо узнать побольше.
— Ты ничего там не узнаешь!
— Позволь мне судить, — отрезал я. — А также решать. Тебе не холодно на ветру?
Он намек не понял, но посмотрел на три наших обледенелых морды, у меня даже волосы в сосульках, покачал головой и без толчка ринулся вверх.
Тоже иллюзия, из всех свергнутых только сам Сатана может в любое время подниматься к Создателю, клеветать на человека и продолжать гнуть свою линию, остальным место в аду и только изредка — на поверхности.
Кстати, что-то сам Сатана так и не выразил своего отношения к Маркусу…