Ричард Длинные Руки – гроссграф
Шрифт:
– Я рад, - повторил он, - что вы убедились во всем сами. Это мое правило - человек свободен, и никто и ничто не смеет навязывает ему свой выбор. Человек выбирает сам. Теперь остается определить степень вашего… гм… отношения. Степень вашей готовности, глубину убеждений!
Я насторожился:
– Глубину?
– Да, - ответил он.
– да, глубину. Вы хорошо знаете, как большинство ратует «за», тут неважно, за что, и знаете, как это большинство трусливо отступает, если требуется прищемить хотя бы пальчик.
Я пожал
– Люди есть люди.
Он расхохотался, кивнул:
– Все верно. Они поступают согласно своей природе, я их не виню. Все правильно. Но большинство и не годится для великих дел, для решения важных вопросов, для важных постов. Сам понимаете, сэр Ричард, человека с характером и убеждениями простого земледельца нельзя сажать на королевский трон. Сразу же начнутся такие нелепости! Королевство развалится, крестьяне начнут голодать, вспыхнет взаимная и бессмысленная резня…
Я ощутил холодок по всей поверхности тела. Поинтересовался как можно более спокойным голосом:
– И чем же определяются… или проверяются, если точнее, качества людей, которые идут с вами?
Он развел руками:
– Ритуалами, чем же еще? Ритуалами!
– Ритуалами, - повторил я.
– Ритуалы - прародители тестов? Никогда бы не подумал… Хорошо, я готов пройти через любые ритуалы. Человеку, который прошел бесчисленные тесты… как профессиональные, как и всякие любительские, уж ритуалы для такого… гм… Называйте день, время, условия. Надо ли учить масонский словарь или приходить с лопаткой каменщика? Черный плащ и маска?
Он коротко усмехнулся:
– Можно в черном плаще и под маской, но можно и без них. Это уже люди из необходимого ритуала сделали театр. Так вы готовы?
Я чувствовал напряжение, что сковало весь мир. Я задержал воздух в груди, сердце вообще вроде бы перестало стучать, сказал решительно:
– Готов!… Я вообще-то иногда на такое готов, что самому страшно.
Он коротко усмехнулся:
– Тогда я пойду кое-что приготовлю. Желаю здравствовать, сэр Ричард!
– И вам не хворать, - ответил я автоматически.
Он исчез, нарочито оставив запах огня и серы. Чувство юмора у Самаэля такое своеобразное, хотя для меня мог бы что-то поновее. Правда, тогда не было бы этой ощутимой издевки.
Радостная дрожь сотрясала меня, как ребенок картонную коробку с позвякивающей внутри рождественской игрушкой. Император!… Это же запрыгнуть сразу на этаж, минуя десяток ступеней. Там иные возможности, которых нет и не может быть у королей.
Император в самом деле сможет проводить реформы, положить начало книгопечатанью, основам науки и научного познания, а также защитить свои реформы, если кто посмеет где-то вякнуть против. Император - это реальная мощь и сила…
Я торопливо вызвал Серфика, спросил в нетерпении:
– Слышь, крылатый поросенок, а ты можешь сам явиться и сообщить, когда Кетланпахлаванерконкозер восстановится в вашем аду? А то все боюсь, что
Он пискнул:
– Нет! Не могу.
– Почему?
– Не знаю. На то воля творцов.
– А-а… Что за дурь, не подумали. А если я прикажу тебе?
Он подумал, развел крохотными ручками:
– Не получится. Я должен сперва явиться в этот мир. А потом выполнять приказы.
– Так вот и приказываю тебе!
Он встрепенулся:
– Позвать?
– Не сейчас, - сказал я сварливо.
– Потом, когда он восстановится. Не хочу дергать, пока он еще не транспортабельный.
– А он тогда и не услышит, - заверил Серфик.
– Господин, позволь мне сказать еще, что ты не спрашивал?
– Давай, - сказал я обрадованно.
– Я заметил, тебе дадена чуть большая свобода. Наверное, как раз потому, что в тебе нет силы… Предосторожность? Не знаю… В общем, выкладывай.
– Господин, - пропищал он, - уже все демоны нашего мира знают, что ты отпустил на свободу всех-всех своих демонов!… Там такое творится…
– Что?
– Все хотят с тобой говорить.
Я зябко передернул плечами.
– Нет уж. Я тут подумываю серьезными делами заняться, скоро вообще от меча откажусь. Ну там, благотворительный фонд открою или еще как-то буду грехи перед обществом замаливать… Украденное не верну, но фонд своего имени открою! Так что цесарю - цесарье, а демонам… ну, что там у вас, мне чужого не надо.
– Господин, они очень просят!
– Скажи, я занят.
– Но они там страдают. Они очень хотят с вами поговорить!
Я скривился:
– Вообще-то нельзя, но если очень хочется, то можно. Ладно, зови. Снова установишь связь?
– Это не я, это Четыврестацкнаеранненный устанавливает. Другие не могут…
– Ладно, - сказал я, - только недолго. Я тут скоро вообще стану недоступен простому народу. А демоны по развитию где-то между простолюдинами и их домашними животными.
Стену залило мрачным красным огнем, словно камень превратился в матовое стекло, а та сторона оказалась в жерле вулкана. Я отшатнулся от выпрыгивающих выплесков огня, что и не лава, а уже протуберанцы яростной звезды.
Сердце застучало чаще, кровь бросилась в голову, я сжимал кулаки и шептал себе, что это всего лишь проекция, слабая и бледная проекция того, что есть на самом деле.
На той стороне буйство багровости, пурпура, багрянца и оранжевости сменялось короткими всплесками белого слепящего огня, вспыхивали странные звезды, проносились кометы, я видел смерчи, огневороты, все это демоны, много демонов, я не вижу их очертаний, только догадываюсь, что на этот раз их даже больше, чем в прошлый.
– Я слушаю, - продавил я первые слова через сжатое страхом горло.
– Говорите. Кстати, пользуясь случаем, еще раз поздравляю своих соратников с заслуженной… нет, с завоеванной свободой!