Ричард Длинные Руки – гроссграф
Шрифт:
Я развел руками. Сейчас, поев горячего жареного мяса, я снова чувствовал себя сильным и отдохнувшим, в то время как этот здоровяк все же умаялся, бегая за оленем. Да и здесь хлопочет по хозяйству, а я наслаждаюсь заслуженным, скажем так, отдыхом.
– Как вам угодно, сэр!… Утром скрестим мечи.
А то и за болтеры возьмусь, добавил я про себя раздраженно. Должно получиться. Эти примитивные молотки не должны различать, кому служат, во что вбивают стальные заклепки. Ишь, до смерти… Фанатик. Нашел нечисть! Нечисть - когда с ног до головы нечисть. И чтоб внутри тоже все черным-черно, а во мне, сам чувствую, белопушистости еще больше, чем зелености. Как и вообще-то в любом
Тамплиер наконец сбросил доспехи, идиот, как он может не снимать их даже на охоту, неужели не чувствует их непомерной тяжести, я бы в таких даже двигаться не смог…
Я поглядывал, как он молится на ночь, сам сделал вид, что молюсь. Верующий создает Господа Бога по своему подобию. Если он уродлив, то и Бог его нравственный урод. А Бог Тамплиера, судя по бормотанию моего противника, - могучий и мудрый рыцарь, что после великих подвигов по созданию вселенной и обузданию великих катаклизмов ушел на покой, оставив добивать драконов и нести справедливость в массы своим верным вассалам-рыцарям.
Закончив молитву, он поднялся с колен и взглянул на меня недобро, в глазах поблескивают багровые искры костра, словно он уже смотрит на костер, где жгут меня, проклятого еретика.
– Что-то я не заметил усердия в вечерней молитве с вашей стороны, сэр.
Я ответил кисло:
– Вам не все равно? Если я, по-вашему, продал душу Дьяволу?
– Но не до такой же степени, - сказал он сурово.
– Даже продавшие душу стараются не гневить Господа!
– Можно быть святым и без Бога, - заметил я, - однако я христианин, хоть и не выставляю это напоказ. Святость - тоже соблазн, сэр Тамплиер! Остерегайтесь впасть в эту гордыню. Лучше бы вы стали чревоугодником…
Он фыркнул, отвернулся, не желая меня слушать, и ушел в шатер. Я собирался лечь у костра, когда он выглянул и осведомился учтиво:
– Или желаете в шатре?
– А вы не будете стягивать одеяло?
– спросил я так же учтиво.
Он нахмурился:
– Я имею в виду, что уступлю место вам! А сам лягу у костра.
– А-а-а, - сказал я, - это другое дело! Леди, надеюсь, тоже будет спать в шатре?
Он смерил меня убийственным взглядом.
– Нет, - произнес после паузы, - я передумал. Вы будете спать все-таки у костра. Кстати, можете насыщаться всю ночь, утром обязательно закончим этот непристойно затянувшийся поединок.
Глава 14
Иногда меня посещает совсем уж крамольная мысль, что ближе всего к Богу тот человек, который его отрицает. Во всяком случае, набожность уж точно не приближает к Богу, а скорее ставит между человеком и Богом некий незримый забор.
Из шатра донесся ровный храп, я не стал угадывать, кто это из них храпит, возле меня Бобик посапывает совсем тихо, как ребенок, взмолился мысленно: «Господи, ну дай мне силы!… Он прав, но и я прав… Во мне больше говна, но я больше стремлюсь к чистоте и свету, так что победа важнее!… И если победю, то во славу церкви что-нить да сделаю!… Еще одну церковь поставлю… да что там церковь, их и так как говна - обязуюсь целый монастырь выстроить… честное рыцарское!… Я прямо сегодня после победы пудовые свечи поставлю и закажу молебен… ну, какой-нибудь, чтоб колокола звонили!… Тертуллиан, ты хоть и святой теперь, но как был свиньей, так ею и остался. Появляешься,
Мелькнула мысль, что Тертуллиан всего лишь один из отцов церкви, создатель ее основ, а я ему приписываю даже способность читать в душах людских, что пока что отдаем одному лишь Богу, сказал едва слышно:
– Тертуллиан!… Раньше ты хоть как-то, но помогал!… Конечно, с моей стороны нагло просить о помощи, ничего не предлагая взамен, у тебя и своих дел хватает… ну, наверное, хотя не могу даже представить, чем там заниматься в кущах бестелесным… словом, я вообще не обращался к тебе за помощью, ты сам являлся!… А теперь, когда мне помощь нужна как никогда… чем ты, бессовестный, там таким занят в своих райских кущах?
Раздался приближающийся грохот, словно с вершин горного хребта несется каменная лавина, сметая на своем пути села и города. Засверкали жуткие молнии, меня ослепил всесжигающий свет, я закрылся руками и пугливо посмотрел на шатер.
Из-за горизонта блеснул луч, я отшатнулся, но он мгновенно отыскал меня и выжег сетчатку глаза. Ослепленный, я тер кулаками слезящиеся глаза, передо мной прямо из земли с грохотом и содроганием грунта вырвался поток багрового огня.
Я широко распахнул глаза, никогда не видел Тертуллиана таким, а он быстро принял обычный плазменный вид сгустка чистейшего белого света, загрохотал устрашающе:
– Ты… что ты творишь?
– Во славу Божью, - ответил я твердо и выпятил подбородок, попробуй оспорь, хрен сумеешь, формула безотказная, под нее подверстать можно все.
– И во славу церкви тоже, кстати. Ты к ней еще имеешь отношение?
Он прогрохотал:
– Да как ты смеешь?
– Тихо, - попросил я, - Тамплиера с дамой разбудишь. Как бы они ни утрудились, могут проснуться.
Он сказал все тем же гневным грохочущим голосом:
– Он чист и свят! И в мыслях не держит того, на что ты намекаешь своим грязным языком!… Не проснутся, не волнуйся. Они оба спят чистым праведным сном и в ночных грезах бродят по этим самым райским кущам, о которых ты так неуважительно… Что ты хочешь?
– Извини, - сказал я покаянно, - это я так спросил, на всякий случай. Вдруг, думаю, эволюционируешь и дальше. Ну как от римского патриция-язычника после раздумий и тягостных сомнений, не получая поддержки от великого и могучего, перешел в христианство! А сейчас нарыл что-то еще, ты же думающий человек… хотя сейчас вроде бы и не совсем… Я имею в виду, не совсем человек, а не то, что ищущий, размышляющий, мыслящий… Мыслить, думаю, будешь, даже если окажешься в червяке или камне…
На миг меня опоясала сплошная стена огня, я очутился будто внутри пламенной трубы, это Тертуллиан в задумчивости или в ярости, святых понять трудно, прошелся вокруг меня на привычной ему скорости.
– Что ты хочешь?
– прогрохотал он снова.
– Чтобы я помог тебе в этом поединке?
– Ну…
Он отрезал:
– Этому не бывать!
– Почему?
– спросил я отчаянно.
– Разве я не прав?
Огненная фигура приняла форму человека, я даже рассмотрел гневно перекошенный рот, оттуда выплескиваются языки пламени, и пылающие глаза.
– А разве он не прав?
– ответил он вопросом на вопрос.
– И нам его правота ближе и понятнее!
– И что?
– спросил я.
– Ну не верю, что всегда была борьба только с черненькими, а беленькие с беленькими никогда не дрались!… Да не за баб или власть, я такое не сказал, не намекай, а за… торжество идей!… Светлых над серыми, а светлейших над светлыми!… Даже хорошее не сдается без боя лучшему… что, скажешь, не так?