Ричард Длинные Руки – гроссграф

Орловский Гай Юлий

Рыцари зашумели, я ответил миролюбиво:

–  Но у меня, наверное, есть и то, что позволяет стать гроссграфом.

–  Нет, - ответила она почти весело.

–  Откуда вы знаете?

–  Для столь высокого места, - сказала она, - недостаточно умело размахивать мечом. Вы арестованы, сэр Ричард!

–  Вот как?

–  Да!
– выкрикнула она.
– Сэр Авейн, примите от него меч.

Могучий рыцарь справа от меня протянул руку в мою сторону. Я покачал головой.

–  У меня оружие именное. Никто мой меч даже не вытащит

из ножен. Он повинуется только моей руке.

Он буркнул:

–  Это мы посмотрим!

Я медленно снял с пояса меч. Он потребовал:

–  И молот!

Я усмехнулся, отцепил молот и уронил на землю.

–  Берите, кто сможет.

Народ собирался все больше, одни глазели на возню вокруг молота, там после тщетных попыток отдельных рыцарей теперь пытаются поднять по двое силачей, хотя могли бы сообразить, что эту тяжесть никто из них не метнет и даже не замахнется, другие таращили глаза на меня, к которому уже подошли двое кузнецов с цепями в руках.

Всех удивило, что я безропотно позволил надеть на себя тяжелые железные цепи. Бобик беззаботно прыгал вокруг меня, все сперва шарахались в ужасе, но рыцари наперебой повторяли мои слова, что этот пес опасен только, если разозлить, а так мухи не обидит.

По взмаху руки торжествующей леди Филиппы меня взвели на эшафот, где рядом с виселицей тяжелая колода для рубки мяса. Я подозрительно оглядел ее, свежая. То ли здесь еще никому не рубили головы, то ли просто на этой колоде не рубили.

Виконт Клаудардель сказал торопливо:

–  Сэр Ричард, никто вас вешать не будет!

–  Хорошая новость, - пробормотал я.

–  Вам отрубят голову с соблюдением всех правил, - сказал он гордо.
– Как знатному рыцарю!

–  Хоть знатным признали, - сказал я.
– Вроде бы должен ликовать, но что-то не хочется. Знаете, я подумал…

Он сказал жадно:

–  Что? Отрекаетесь от гроссграфства?

–  Нет, - ответил я с тяжким вздохом, - но я согласен приходить в постель к леди Филиппе, как она требует. Хотя еще утром мне казалось, что лучше уж виселица…

Он охнул, глаза округлились, я понял по его взгляду, что сегодня же вся правда о настоящих мотивах моей казни станет известна всему двору, а потом и всей Армландии.

–  И что, - спросил он, - так ей и передать?

Я вздохнул, покачал головой.

–  Но не виселица же? А на плахе, да еще при таком стечении народа… гм… постараюсь, чтобы все было красиво. И чтобы меня запомнили хорошо.

Судя по тому, как леди держится уверенно, она здесь полнейшая хозяйка. И все привыкли, что распоряжается только она. Даже рыцари, на что уж привыкли считать этот мир созданным только для мужчин, и то смотрят ей в рот.

Она поднялась на помост, теперь ее отделяют от меня только четверо рыцарей в доспехах и с мечами наголо, бросила на меня торжествующий взгляд и заговорила громко:

–  Сэр Ричард, вы обвиняетесь в попытке установить единоличную власть в Армландии и в желании мерзко попрать священные

права лордов! Суд приговорил вас к повешению, но я милостиво заменила его отсечением головы.

–  Милостивый суд, - согласился я.
– Это же надо… когда только и успели. Но можно мне слово?

–  Нет, - отрезала она.

–  Пусть скажет, - возразил виконт Клаудардель.

–  Да, пусть говорит, - воскликнул беспечно и конт Инурлинг.
– Нас уговорить не просто.

Он расхохотался, но леди Филиппа сказала резко:

–  Нет! У него слишком сладкий язык, полный яда.

Я произнес громко:

–  Хорошо-хорошо! Но у любого осужденного, даже у презренного вора, есть последнее слово. Неужели вы при таком стечении народа допустите столь вопиющее нарушение? И о вас будут говорить как не о защитнице старых законов, а о попирательнице?

Она нахмурилась, сказала еще резче:

–  К вам такое не относится.

–  Почему?
– спросил я.
– Тем более что скажу очень интересную вещь, всех здорово позабавит. В самом деле будет интересно, обещаю.

Рыцари зашумели, начали уговаривать ее, а я, не дожидаясь, когда она ответит, вдруг да велит вешать или рубить голову немедленно, заговорил быстро и громко:

–  Дело в том, благороднейшая и бесподобнейшая леди Филиппа, что я вас раскусил в первый же день. А когда вы ночью собрали своих верных рыцарей в свой шатер, я уже был там.

–  Что?
– вскрикнула она нервно.
– В шатре? Это невозможно!

–  Возможно, - заверил я, - но мне и не понадобилось. Стены шатра не каменные, заметили? Я стоял снаружи и все слушал, такой вот я любознательный. И как вон тот сэр предлагал отобрать у меня даже Сворве и Коце, и как вот тот умник рекомендовал просто казнить без всякого суда. Я слышал варианты моего будущего в темнице, где должен тихо сгнить, и наслушался о способах, как извести меня тихо и мирно в заточении…

Я перечислял долго, сейчас это важно, чтобы все смотрели на меня неотрывно и слушали, и я размахивал скованными руками, повышал голос, делал шаги к краю помоста, а снизу тут же предостерегающе ощетинивались остриями пик, взоры всех прикованы ко мне так, что не оторвать, вдруг да брошусь, вдруг да что-то пропустят…

Наконец, кода мой словесный поток начал иссякать, леди Филиппа опомнилась и вскрикнула зло:

–  Врешь! Иначе не пришел бы сам в западню!

Рыцари шумели, виконт Клаудардель сказал громко и с тревогой в голосе:

–  Леди Филиппа, давайте послушаем. Что-то доблестный сэр Ричард слишком уверен. У меня такое ощущение, что он в самом деле слышал… Слишком много совпадений.

Я поклонился.

–  Спасибо, виконт, вам это зачтется… может быть. Дело в том, леди Филиппа, что ваше послание к лорду Камиллу, что вы заготовили, у меня в сумке, можете проверить. А к нему отправился совсем другой отряд. Сейчас лорд Камилл лишен земельных владений, изгнан и находится… гм… думаю, на пути сюда.