Ричард Длинные Руки – князь
Шрифт:
Гул голосов прервался, на меня снова уставились с подозрением, а Шварцкопф спросил громко:
— Почему через месяц?
— Скарлянды, — сказал я уважительно, — огромное пространство!.. Успеете до заморозков и снега посоветоваться и с самыми дальними племенами. Сами тоже обдумаете еще и еще. Я хочу, чтобы решение, которое примете, было твердым и окончательным.
Шварцкопф сказал гордо:
— Мы — вожди! Наше решение — решение нашего племени. За пару дней, пусть за недельку, мы выработаем все…
Я покачал
— Не хочется напоминать лишний раз, но Скарлянды не являются для меня главными. И неделю я здесь сидеть не буду в ожидании вашего решения. Оно важно только для вас самих, а не для меня. Если откажетесь, что ж… у вас есть еще год, чтобы приготовиться к неизбежному вторжению со стороны Варт Генца. Повторяю в который раз: пока я у власти, не позволю вводить сюда войска, как бы меня ни уговаривали…
Шварцкопф переспросил, и я не понял, больше в его словах страха или надежды:
— Год?
Я кивнул:
— Год. Будучи человеком обязательным, я ровно через месяц заеду узнать, на каком решении вы сошлись. Думаю, даже самые медлительные сумеют прийти к некоему консенсусу.
В зале снова зашумели, явно слишком быстро такое великое собрание закрывается, но, с другой стороны, оно не закрывается, а это я деликатно даю возможность обсудить все без меня, обговорить все детали и выявить подводные камни.
Если что и ускользнет сегодня, то вспомнят завтра-послезавтра, но и для самых тугодумных впереди еще целый месяц, когда могут долго советоваться с мудрецами, прикидывать разные варианты.
Я вскинул руки, поулыбался и ушел через заднюю дверь прямо во внутренние покои. Шварцкопф остался руководить собранием, где началось бурное обсуждение сказанного грандом Варт Генца, а также вариантов, как обустроить Скарлянды, но Квентин пошел следом за мной, а я прошел все залы насквозь и вышел в холл.
Квентин спросил обеспокоенно:
— Вы хотите отбыть сегодня?
— Сегодня? — переспросил я. — Сейчас!.. А то моя собака лопнет здесь на кухне. Надеюсь, ее белорыбицей не кормили?
Он покачал головой:
— Нет. Но она сама ухитрилась сразу же спереть самый большой кусок.
— Ну вот, — сказал я с неудовольствием, — совсем мне собачку испортите…
Конюхи вывели арбогастра, Бобик вышел из терема сытый и довольный, как медведь осенью, я поднялся в седло, а Квентин тут же заторопился:
— Мы вас проводим немножко, ваше высочество!
— Куда?
— До границы с Варт Генцем!
Кто-то из его людей сказал почтительно:
— Или дальше, как пожелаете!
Я сказал весело:
— Если не отстанете.
Все торопливо вскакивали в седла, большой группой выметнулись за пределы города. Я оглянулся, почти сотня знатных людей Скарляндов решили торжественно проводить нас до самой границы королевства.
Я вскинул руку в прощании, а
— Давай галоп! Но полную скорость не показывай, нечего им…
Он тряхнул головой, стук копыт стал чаще, и скачущие сзади всадники затерялись позади в клубах пыли.
Глава 14
Сейчас, стучало у меня в голове, все в Варт Генце, даже самый близкий друг, мудрый Меганвэйл, уверены, что мне, властелину огромного и богатого королевства на берегу южного океана, в самом деле совсем не нужны эти бедные северные земли.
Только я вижу, что в Сен-Мари моя власть слабеет с каждым днем. Укрепить можно, как ни парадоксально, именно с помощью далеких и бедных северян. Даже мои верные лорды, двинувшиеся за мной из Армландии, сражавшиеся отважно и преданно там и в Сен-Мари, отважно защищавшие меня своими телами, за что и получили титулы и немалые земельные угодья, уже того, готовы ворчать и выражать недовольство.
В том смысле, что в полученных угодьях собираются быть полными хозяевами, то есть свой суд, свои налоги, своя армия, а на зов короля будут откликаться лишь в случае, если им это покажется интересным. Демократия, в общем. Ну, как и везде.
Я бы не сказал, что попытаюсь ввести некую восточную деспотию. На Востоке, кстати, в начале становления было, как и здесь, но в конце концов кто-то один из лордов подчинял других и устанавливал единоличную власть. Просто мы узнали о Востоке, когда там уже были эти деспотии, и существовали они тысячелетия, потому и запомнились.
В Европе же короли долго и трудно боролись с феодалами сперва просто за выживание, потом постепенно отбирали у них вольности, но еще долгие столетия отдельные феодалы были сильнее и богаче королей, однако таких становилось все меньше и меньше.
Я же сейчас в том периоде, когда почти все либо богаче и помогущественнее короля, либо имеют равные с ним наделы. И мне очень даже непросто будет провести за год-два те реформы, которые в Европе происходили сотни лет.
У меня только один козырь: знаю, как это происходило, что мешало, какие подводные камни грозили, на кого можно опереться, а какие слои населения окажутся союзниками ненадежными и обязательно предадут…
Кольнуло запоздалое сожаление насчет месяца. Можно было ограничиться двумя неделями, но уж очень хотелось подчеркнуть, что мне пофиг, что они там решат, я ничего от этого не имею, а они могут либо приобрести все, либо это все потерять.
— Ладно, — сказал я вслух, — постараемся как-то убить этот месяц… Я что-то в последнее время наловчился в этом пока еще благородном деле… что становится все благороднее и благороднее.
Бобик начал упорно сворачивать в сторону, а когда мы не следовали за ним и перли дальше, крупно обижался, догонял, протестующе гавкал.