Ричард Длинные Руки – курпринц
Шрифт:
Кроме домов, не меньше дюжины сараев, конюшен, амбаров, есть пристройки для кузницы, отдельно прачечная и пекарня… прекрасно, все это очень трудно защищать, особенно если ударить большими силами.
Отсюда с пригорка видно, как с востока двигается большой отряд, в облаке пыли не видно, сколько их, но судя по длинному шлейфу, колонна большая, где-то около двух сотен рыцарей, и не меньше тысячи всякой мелочи вроде тяжелых всадников.
Простучали копыта коня Зигфрида, чуть позже примчался запыхавшийся Норберт, будто
— Клемент успевает отрезать!..
— Прекрасно, — сказал я, — а что Макс?
— Повернул сюда две тысячи копейщиков, — доложил он, — и всех лучников, как вы и хотели!
— Прекрасно, — повторил я.
Он сказал без уверенности:
— А стоило ли задействовать и Максимилиана? Конница Клемента сразу вобьет в землю всю ту горстку.
— Стоит, — сказал я. — Хочу ввести новые стандарты войны. А для этого показать наше абсолютное преимущество. Как бы лихо Клемент их ни растоптал, но и у него будут убитые и раненые.
Он криво улыбнулся.
— Хотите, чтобы никто и пальчик не прищемил?
— Хочу, — ответил я. — Разве это не мечта каждого политика — побеждать без пролития крови? Ну… хотя бы своей?
— Своей… это и не пролив крови своей армии?
— Армия, — ответил я с улыбкой, — это я.
Мы втроем с понятным волнением смотрели на приближающихся всадников, все достаточно рослые, северяне вообще народ не хилый, все выглядят рыцарями, все в хорошей для севера экипировке: железные доспехи, металлические налобники на мордах коней с выпуклыми вырезами для глаз, цилиндрические шлемы самой простой, но достаточно эффективной формы, за спинами гордо реют знамена с оскаленными львами, что, понятно, обязывает тоже быть оскаленными.
Я вздохнул свободнее: хотя Мунтвиг и объявил себя защитником Веры, но не догадался снабдить всех соответствующими атрибутами: крестами на плащах, на щитах, в то время как у нас огромные красные кресты, заметные издали, как на белых плащах, так и на щитах во весь размер, а еще и на шлемах.
Даже у кого кони идут под попонами, те тоже расписаны крестами, это я хорошо придумал, это важно, и когда мы столкнемся в смертельной битве, по нам видно, что мы как бы более верные защитники Веры, а они так себе…
Дорогу к владениям сэра Брита уже перекрыла конница Клемента, выстраиваются в боевые порядки. Прибывающие рыцари начали придерживать коней, наконец вообще остановились в замешательстве, не понимают, откуда нас тут взялось так много.
С севера быстро двигается пехота Макса, как же хорошо, вот сейчас и покажем вам, голубчики, что не на ту карту поставили..
Я оглянулся на своих рыцарей, у наших даже на шлемах отчетливо обозначенный крест: продольная щель для глаз и вертикальная выступающая полоса, что, как гульфик, предохраняет нос, а у сэра Клемента вообще щели для глаз в виде отдельных крестов.
Наши ухитряются вносить элементы креста всюду, даже рукояти мечей стилизованы под кресты, и когда рыцарь целует свой меч, он одновременно целует и крест.
Прибывшие некоторое время совещались, наконец от передней группы отделился один богато одетый рыцарь, снял обеими руками шлем и передал соседу, а сам послал коня рысью к нам, угадав, что мы, отдельная группка рыцарей, наверняка старше по титулам, чем даже герцог Клемент во главе огромной армии, перекрывшей им дорогу.
Не поклонившись, не снизойдя до приветствия, он спросил гневно и с великолепным гонором:
— Кто такие и почему посмели?
Я молча рассматривал его, не удостаивая ответом. Норберт и Зигфрид тоже молчали, наконец он проговорил нехотя:
— Граф Георг Теннисон, владетельный сеньор Никсинга. Я спрашиваю, кто и почему…
Я прервал холодно:
— Эрцпринц Ричард Длинные Руки. Можно просто — Ричард Завоеватель. Это я спрашиваю, кто такие и почему вы направляетесь к замку сэра Брита Марлинга, который, как нам известно, поддерживает мятежника против законной власти короля Ричмонда принца Клавеля?
За спиной слышен приближающийся топот, похрапывание коней, это подъезжают мои военачальники, не переговариваются, стараясь не помешать нам.
Граф Георг, красивый и надменный, ухитрился посмотреть даже на меня свысока.
— Ваше высочество, — произнес он сквозь зубы, — это не ваше дело.
Я ответил резко:
— Теперь — наше.
За моей спиной послышалось характерное металлическое щелканье опускаемых забрал. Донеслось позвякивание удил, кони готовятся пойти в галоп.
За моей спиной Альбрехт сказал громко:
— Ваше высочество, это мятежники… но, может быть, они обмануты, как вы говорите, вражеской пропагандой?
Я кивнул и сказал графу Теннисону милостиво:
— Я предлагаю вам либо сложить оружие, либо влиться в наше воинство. Разумеется, на наших условиях.
Он ответил резко:
— Мы никогда не позволим себе ни того, ни другого!
— Жаль, — ответил я скорбно. — Поверьте, я в самом деле скорблю. Вы отважные люди, все поляжете здесь, а мелкие и трусливые мерзавцы, что остались дома, будут пользовать ваших жен и дочерей…
Он побагровел, вскрикнул:
— Наши женщины добродетельны!
— Сейчас, — согласился я, — но когда придет весть о вашей гибели? Они будут свободны от клятв и обязательств. А те мерзавцы, что не пошли с вами, этим воспользуются…
Я говорил неторопливо, даже замедленно, как бы ронял слова мудрости, но больше прислушивался к указаниям, что раздает Альбрехт гонцам, те уносятся галопом, я видел, как рядом с рыцарской конницей Клемента наконец-то развернулась в боевые порядки пехота Макса, сразу ощетинилась копьями, а за их спинами лучники присели и вытаскивают из сумок тетивы.