Ричард Длинные Руки – принц императорской мантии
Шрифт:
– Что случилось?
– спросил я.
– Что-то нерадостный ты… Ликования не вижу. А каким был вчера!
Он зло взглянул на меня из-под золотых бровей:
– Погибли архангелы Иегудиил, Иеремиил и Иофиил.
– Это помимо рядовых ангелов?
– поинтересовался я.
– Ах да, их сорок девять миллионов, чего жалеть… Хотя потом стоит поставить обелиск Неизвестному Ангелу.
– Что?
– переспросил он непонимающе.
– Какой обелиск? Зачем обелиск? Чем он поможет?..
– Даст чувство сопричастности, - объяснил я.
– А вообще-то, конечно, слава героям.
– Героям слава, - ответил он автоматически.
– Трое из высшего Военного Совета убиты, - сказал я.
– Можно сказать, фельдмаршалы, а это заметная потеря. Сам по себе фельдмаршал ничего не стоит, но чтобы до него добраться, нужно перебить чертову уйму рядовых, взводных, ротных, батальонных и даже полковников. Сколько осталось?.. Нет, на рядовых плевать, а высших?
Он закусил губу, брови сдвинулись на светлом челе в глубоком раздумье. Мне показалось, что почему-то избегает смотреть мне прямо в глаза, словно я горилла какая-то несознательная и очень дикая.
– Старших архангелов, - ответил он нехотя, - было всего четверо. После мятежа. Мятежные не в счет. Это катастрофа!
Он застыл в горестном раздумье, а я сказал подчеркнуто бодро, полководец должен вселять оптимизм:
– Ничуть! Разве у нас… прости, у тебя, нет еще двадцати миллионов ангелов попроще? Ну, пусть уже двадцать. Трех особо отличившихся возведем… возведешь в архангелы, только и делов!.. Таким образом убьешь одним камнем двух с лишним зайцев. Враги не узрят твои потери.
Он спросил с недоумением:
– Как это?
– Как было четыре высших, - объяснил я с человеческой смекалкой, - так и осталось! А ты приобретешь трех преданных соратников. Да и остальные взбодрятся, завидев возможность продвижения по службе и к новым крыльям!
Он посмотрел на меня с отвращением, что дивно перемешивается с уважением.
– Быстро, - буркнул он, - находишься, смертный.
– Смертные ограничены во времени, - сообщил я, - потому мы и умные.
Он сказал, морщась:
– Это непристойно, однако… да, придется сделать именно так, хотя в этом что-то крайне человечески нехорошее.
– Вали на меня, - посоветовал я.
– В тягостных раздумьях о судьбах мира я освобождаю вас от такой химеры, как совесть!.. Хотя у ангелов, надеюсь, ее и не было, вы же чисты, она вам ни к чему. Но сейчас весь мир насилья мы разрушим, врага убьем, а демониц изнасилуем!
Михаил промолчал, подумал добросовестно, но ничего не понял, вскинул брови на середину лба.
– А их… зачем?
– А зачем тогда и воевать?
– спросил я в изумлении.
– Вы туг хоть и архистратиги, но почему-то не пользуетесь всеми доступными для народа средствами облагораживания войны чем-то приятным, возвышенным, одухотворенным, воодушевляющим на великие подвиги и свершения!.. Воины должны рваться в бой!
Михаил посмотрел на меня с великим отвращением:
– Не понимаю, как Творец мог такому существу отдать мир.
Я посмотрел на него понимающими глазами:
– Михаил, а верно, что Люцифер просто чуть опередил тебя?
Он выпрямился и молвил с великолепной надменностью:
– Но я остался верен Создателю.
– Ценю, - сказал я искренне, - это важно - быть верным, всему назло! Особенно Люциферу.
– Почему?
– Уверен, - подчеркнул я, - когда Люцифера низвергли, твоя преданность Творцу весьма окрепла. И ты всячески пресекал любые попытки занять твой пост служения и преданности.
Он поморщился:
– Таких попыток не было. Во всяком случае, серьезных. Мы монолитны!
– Армия, - сказал я с одобрением.
– Никакой тебе демократии и свободомыслия… Хорошо! Хотя Господь зачем-то допускает и демократию, не понимаю. А демократы охамели и даже отказались выполнять приказы, ссылаясь на свое достоинство, дескать, это их унижает… Михаил, что на твоем высоком и ясном, в смысле, гладком и безморщинном челе? Что за тревога? Не решаешься ввести новых в сан архангелов?
Он посмотрел на меня испытующе:
– Ты считаешь…
– В силу1 исключительности обстановки, - пояснил я.
– В мирное время это делает Господь, а в бою на место павшего командира становится следующий по званию. Кто у тебя наиболее отличившиеся из ангелов?
Он подумал, ответил осторожно:
– Самуил, Селафиил и Варахиил, Задкиил…
– Это же просто!
– сказал я.
– Даже не просто, а весьма просто. Первые три с этой минуты - архангелы! Задки илу - приготовиться. Как только кого-то из этой тройки или старых прибьют - он получает крылья с перьями подлиннее. Которые маховые.
Михаил посмотрел на меня пристально, как бы стараясь понять, где у меня грань между серьезностью и ерничанием. Как будто сам знаю, сама жизнь такая сумасшедшая, попробуй всегда быть серьезным, с ума сойдешь, я же натура тонкая, нежная, ранимая, кроткая, наивная, доверчивая, чувственная, музыкальная, поэтичная…
– Так и сделаю, - сообщил он сухо, так и не разобравшись в сложной человеческой душе, - потом сообщу.
Он исчез, я вяло подумал, что хотя архангелов и станет больше, но вряд ли это укрепит так уж сильно дух небесного легиона. К тому же Михаил с потерями не считается, ведь за правое дело, что затраты, главное - разбить врага, с чем я вообще-то согласен, не мои же люди гибнут.
И еще запомнил: только идеологи рвутся к победе любой ценой, а военные всегда стараются получить победу с минимальными потерями.
Тамплиер и Сигизмунд подошли тихие, как две мыши в доспехах, Тамплиер молча сопел и всматривался в меня пристально, а Сигизмунд спросил, чуточку заикаясь от волнения, а то и вовсе волни-тельности:
– Это… был…
– Миша, - ответил я.
– Архистратиг небесного легиона. Мы с ним проводим совместную операцию по ликвидации бандформирования, облюбовавшего нижние уровни ада для своей преступной деятельности.