Ричард Длинные Руки – сеньор
Шрифт:
Щелкнуло еще раз, а на третий – дверь чуть дрогнула, освобождаясь от запора. Я толкнул, она не сдвинулась, уперся ногой и пихнул, начала отодвигаться с той величавостью, с которой на Неве разводят мосты.
Багровый свет факела вырвал из тьмы уходящие вниз каменные ступени. Посреди ступени снова так же истерты, один и тот же человек ходил по ним из века в век. Или не тот же, но один, всегда один, рядом края острые, нестоптанные, будто их вытесали сегодня утром.
Я перевел дыхание, отступил в сторону, Гунтер медленно и осторожно двинулся вниз. Шел он чуть сбоку, давая мне возможность идти по протоптанному. Значит, хозяин этого замка сюда спускался всегда один. Судья, прокурор, адвокат, палач и факелоносец в одном лице. Сзади кромешная тьма, багровый свет с трудом отодвигает тяжелую тьму всего на пару шагов. А впереди, где Гунтер, ступеньки видны тоже на два-три шага. Тьма отчаянно сопротивляется, даже стены прячет, хотя едва не тремся по камню локтями. Строители вырубили не узенький ход, как я ожидал, все-таки непростая работа вгрызаться в камень, здесь вход как будто в подземный театр.
Впереди проступило белесое, полупрозрачное, со стоном втянулось в стену. Гунтер забормотал, но я услышал не слова молитв, а старинные заклинания.
– Я слышал, – сказал я, – что молитва отгоняет лучше.
Он вздрогнул, втянул голову в плечи. Удара с моей стороны не последовало, он сказал извиняющимся тоном:
– Да, но… это относится только к созданиям Тьмы. Созданным самим Христом или его отцом, которые потом отвергли своих создателей и даже восстали. А в наших краях по большей части те твари, что о Христе и не слыхивали, потому и не боятся ни креста, ни молитв.
– Эльфы да гномы? – спросил я с видом знатока.
– Что вы, ваша милость, – ответил он, не оборачиваясь. – Гномы, говорят, это дети Адама, которых Ева не показала Господу. А то и вовсе дети Ноя… А здесь те, которые были раньше, намного раньше. У них своя жизнь, на нас не обращают внимания. Мол, пришли ну и пришли, уйдут так же быстро, как и другие… Конечно, если им наступить на хвост, толкнуть или плюнуть в их сторону, то лучше сразу выкопать могилку и лечь… Везде достанут!.. А как вы, ваша милость, сумели открыть эту дверь? Заклятия знаете?
Я сказал громко, бодрым голосом отца народа:
– А я, как и эти древние, не обращаю внимания на эти заклятия. Для меня их нет. Они это видят и пропадают…
Он на ходу достал из ножен меч, так и двигался с предельной осторожностью: в левой факел, в правой перед собой острое лезвие. Тьма все плотнее, словно опускаемся под воду. Сердце сжалось, хрен знает, что там, свободной рукой я начал придерживаться за стену. Чудилось, что веду пальцами по внутренней стене холодильника, причем – морозильной камеры. Пальцы задубели, будто уже час несу в руке застывшую сосульку.
Гунтер тихонько охнул, багровый свет выхватил впереди нечто блестящее, стрельнувшее в глаз короткой молнией. Мы с мечами наготове приблизились, Гунтер ахнул снова, громче. В красном свете факела из стены торчит железный стержень толщиной с обломок рельса. На толстой цепи, почти якорной, висит, слегка покачиваясь и поворачиваясь из стороны в сторону без всякого ветра, исполинский топор. Я поежился, постарался окинуть его одним взглядом, для этого пришлось отступить на шажок: в человеческий рост, рукоять не обхватить и двумя ладонями, а стальной клинок размером с крышку люка городской канализации.
Такой топор должен весить по меньшей мере полтонны, просто не представляю, что им рубить, тем более – замахиваться для удара.
– Это, – спросил я дрогнувшим голосом, – действующая модель?
Гунтер спросил с недопониманием:
– Что вы имеете в виду, ваша милость?
– Ну, Царь-пушку, что ни разу не стреляла, Царь-колокол, что не звонил, «Пятьсот дней», что не сработали…
Гунтер полными изумления глазами всматривался в чудо-топор.
– Я его никогда не видел, но легенд о нем немало… Если я не ошибся, то это боевой топор, которым в свое время убили великана Фримана, смертельно ранили бессмертного мага Менку… Менку не умер, но и не оправился от раны, этим топором прорубили врата в Сумеречный мир, разбили цепи Аднера и пустили на дно Нафальгар…
– Это трофей?
Он покачал головой.
– Нет, этим топором орудовал, как ножом для колки лучины, один из хозяев этого замка. Правда, тогда замок был побольше и пошире, но народ за эти две тысячи лет, говорят, сильно измельчал…
Я осторожно прикоснулся пальцем, ладонью, наконец толкнул топор всем весом, однако он поворачивался на цепи, не замечая моих усилий, словно весит с горный хребет или с планету.
– Почему здесь?
Гунтер ответил почтительно:
– Я не маг.
– Ладно, – сказал я, – пойдем дальше. Но висит здесь неспроста… Любой повесил бы в своей спальне или в главном зале, где принимает гостей. А здесь… не понимаю.
Гунтер сделал еще пару шагов, вздохнул с великим облегчением:
– Слава всем богам, старым и новым, Иисусу и древним!.. Я уж думал, дорога прямо в ад.
Глава 8
Ступени кончились, пол наконец-то ровный, впереди стена, а направо и налево широкий проход. Свод достаточно высокий, чтобы я мог двигаться с рыцарским копьем в руке, держа острием вверх. А если учесть, что никто не будет долбить камень просто так, то можно задуматься, какого роста люди… если это были люди, здесь ходили.
Факел выхватил деревянную дверь на металлических штырях. Я осмотрелся, справа и слева такие же двери, это и есть каземат, уходят в темноту. Гунтер прошелся чуть, показывая, что такие двери и дальше, вернулся, начал подбирать ключи.
Темница оказалась не больше чулана, свет факела вырвал массивные плиты стен, такой же пол, а в углу… Копна золотых волос, длинных, нерасчесанных, острые колени и голые ноги, все это зашевелилось, багровый свет озарил лицо молодой женщины. Ослепленная, хлопала глазами, стараясь что-то разглядеть, Гунтер поднял факел над головой, чтобы видела меня, нового господина.
Я понял, что женщина сидит на каменном полу, обе руки прикованы железными цепями. Настолько толстыми, что ими бы слонов приковывать, пышные золотые волосы почти скрыли ее до пят. Я успел только увидеть, что платье на ней из лохмотьев, тоже несоответствие, ибо даже если женщина из простолюдинок, то таких быстро забирают из сел, породу видит каждый, а у нее прекрасное гордое лицо аристократки, крупные строгие глаза, точеный нос, пухлые губы изумительной формы, высокомерно приподнятые скулы, чистый высокий лоб, даже копна волос не может превратить его в узенький лобик красивой дурочки.