Риф, или Там, где разбивается счастье
Шрифт:
«Она захочет расспросить меня об этой девушке», — повторял он про себя с вернувшимся ощущением тайного пятна на совести, которое отравляло все его мысли; стрелки изящных высоких часов на каминной полке пробежали полчаса, прежде чем стыд за собственную нерешительность наконец не поднял его на ноги.
Анна, сидевшая за письменным столом перед грудой писем, обратила к нему счастливую улыбку. Желание прижаться к этой улыбке губами толкнуло его к ней и подняло ее со стула. Она откинула голову, словно удивленная его стремительным движением, затем ее лицо медленно склонилось к его лицу, как никнущий цветок. Он снова почувствовал,
Она села в ближнем к огню углу дивана, а он придвинул кресло поближе к ней. Спокойным взглядом обвел тихую комнату.
— Комната очень похожа на тебя — это ты, — сказал он, возвращаясь взглядом к ней.
— Здесь хорошо побыть одной — не помню, чтобы мне хотелось с кем-то разговаривать здесь.
— Тогда давай помолчим — это лучший способ разговора.
— Да, но это мы отложим на потом. Есть вещи, которые я хочу сказать тебе сейчас.
Он откинулся назад в кресле:
— Тогда говори, я слушаю.
— Нет. Я хочу, чтобы ты рассказал мне о мисс Вайнер.
— О мисс Вайнер? — Он изобразил взглядом легкое удивление.
Ему показалось, что она удивилась его удивлению.
— Естественно, это важно, — объяснила она, — потому что я должна до отъезда узнать о ней все, что можно.
— Важно ради Эффи?
— Ради Эффи, конечно.
— Конечно… Но у тебя есть все основания быть довольной ею, не так ли?
— Все видимые основания. Она нравится нам. Эффи очень любит ее, и она прекрасно влияет на ребенка. Но мы все-таки знаем о ней так мало — я имею в виду ее родителей, ее прошлое. Вот почему я хочу, чтобы ты постарался вспомнить все, что слышал, когда общался с ней в Лондоне.
— Боюсь, в этом отношении от меня будет мало пользы. Как я тебе говорил, в доме, где я видел ее, она была просто незаметной тенью — да и было это четыре или пять лет назад…
— Когда она жила у миссис Мюррет?
— Да. У этой ужасающей женщины, что устраивает нескончаемые бурные обеды, куда меня от времени затягивало. Я давным-давно перестал там бывать; но в мое время там было полдюжины измученных «помощниц», обслуживавших эту «фабрику», и мисс Вайнер была одной из них. Я рад, что она вырвалась оттуда, бедняжка!
— Так ты по-настоящему ее не видел там?
— Не было возможности. Миссис Мюррет не позволяла какое-либо соперничество со стороны тех, кто был зависим от нее.
— Полагаю, особенно со стороны таких прелестных? — Дарроу ничего на это не сказал, и она продолжала: — А мнение самой миссис Мюррет — если бы она поделилась им с тобой, — наверное, не представляло бы особой ценности?
— Только в той мере, в какой ее неодобрение следовало бы, из общих соображений, трактовать в пользу мисс Вайнер. Но конечно, — сказал он после паузы, — ты ведь могла узнать о ней от людей, от которых впервые о ней услышала?
Анна улыбнулась:
— Мы узнали о ней от Аделаиды Пейнтер…
И в ответ на его вопросительный взгляд объяснила, что сия дама — старая дева из городка Южный Брейн-три, штат Массачусетс, которая, лет тридцать назад приехав в Париж, чтобы ухаживать за больным братом, с тех пор вызывающе и условно жила там по-бивачному в состоянии презрительного протеста, странно выражавшегося в отказе снимать чехлы с кресел в гостиной. Долгое пребывание на галльской почве не смягчило ее неприязненного отношения к национальным вере и обычаям, но, хотя она всегда говорила о католической церкви как о вавилонской блуднице [9] и крайне критически отзывалась о частной жизни французов, мадам де Шантель полагалась на ее мнение и опыт и каждый раз, когда в доме возникала критическая ситуация, неисправимая Аделаида немедленно призывалась в Живр.
9
В различное время вавилонской блудницей называли католическую (как в данном случае), православную или протестантскую церкви.
— Это тем более странно, что моя свекровь после своего второго замужества так долго жила в деревне, что практически потеряла из виду всех других американских друзей. Кроме того, ты можешь видеть, насколько полно она отождествляет себя с национальностью мсье де Шантеля и переняла французские привычки и предрассудки. И тем не менее, когда что-нибудь не ладится, она всегда посылает за Аделаидой Пейнтер, в которой больше американского, чем в звездно-полосатом флаге, и которая словно бы только вчера оставила Южный Брейнтри, если, конечно, не привезла его с собой в сундуке.
Дарроу рассмеялся:
— Ну, если Южный Брейнтри поручится за мисс Вайнер…
— О, только неявно. Когда случилось то одиозное приключение с мадемуазель Грумо — которую нам настоятельно рекомендовала тетка мсье де Шантеля, канонисса, — разумеется, послали и за Аделаидой, и та сразу сказала: «Я ни капельки не удивлена. Я всегда говорила, что вам для Эффи нужна милая американская девушка, а не одна из этих скверных иностранок». К несчастью, в тот момент у нее не было под рукой милой американки; но вскоре она услышала о мисс Вайнер от Фарлоу, замечательной четы, жившей в Латинском квартале и писавшей для американских газет о французской жизни. Я была только бесконечно счастлива найти кандидатуру, за которую ручались бы достойные люди; и пока что у меня нет оснований сожалеть о выборе. Но в конце концов, я очень мало знаю о мисс Вайнер; и есть немало причин, почему я хочу как можно скорее узнать о ней больше — узнать все, что можно.
— Мне понятны твои чувства, поскольку ты оставляешь Эффи. Но есть ли в подобном случае рекомендация, хотя бы вполовину стоящая твоего собственного непосредственного опыта?
— Нет. И он был столь положительный, что я была готова принять его в качестве решающего аргумента. Только, естественно, когда мне стало известно, что ты знал ее в Лондоне, появилась надежда, что ты дашь мне какие-то особые основания любить ее так, как я ее люблю.
— Боюсь, никаких особых оснований я тебе дать не смогу, кроме общего неопределенного впечатления, что она очень смела и исключительно приятна.
— Ты, по крайней мере, не знаешь о ней никаких особо противоположных мнений?
— Противоположных? Откуда? Не уверен, что слышал, чтобы кто-либо сказал о ней два слова. Я лишь заключил, что она должна иметь смелость и характер, коли так долго выдержала у миссис Мюррет.
— Да, бедняжка! Безусловно, у нее есть смелость, и гордость тоже, отчего ей приходилось еще труднее. — Анна встала. — Ты не знаешь, как я рада, что твое общее впечатление такое хорошее. Мне особенно хотелось, чтобы она тебе понравилась.