Риф Скорпион (cборник)
Шрифт:
Она взглянула мне прямо в лицо. И сказала то единственное слово, которое только и могло все изменить. Она сказала:
— Пожалуйста.
После этого я бы взялся достать ей ружье даже из-под арктических льдов.
— Когда мы выезжаем? — спрашиваю.
— Прямо сейчас, если у вас нет другой работы.
— Я как раз свободен.
— Отлично. Если вы не возражаете, поедем на моей машине. Ваше снаряжение поместится в багажник?
— Конечно, — говорю.
Я спустился на баржу, убрал снаряжение, которое проверял до ее приезда, и достал из кладовки акваланг и маску. Положил их на палубу и вернулся за плавками.
У себя в каюте переоделся в белые льняные брюки и спортивную рубашку,
— Это просто здорово. — Она впервые улыбнулась. — Интересно будет увидеть вас за работой.
Я пожал плечами.
«Интересно, — думал я с раздражением, — действительно ли ей нужно вернуть ружье или это она так развлекается? Ведь сезон охоты на уток уже шесть месяцев как кончился. Может, она так богата и так дошла от скуки, что для нее нанять водолаза все равно что для иных позвать клоуна на детский праздник?»
А потом я спросил себя: «Что это я к ней цепляюсь? Она ведь ничего плохого не сделала. А закона, запрещающего походить на скандинавскую богиню и при этом быть чуточку сексуальной, пока еще не придумали».
Скандинавскую? Это с ее-то ирландским именем? Странно все-таки, что ее зовут Шэннон. Она так похожа на шведку!
Я попросил ее притормозить у проходной и сказал сторожу, что, если кто спросит, меня не будет весь день. Верфь давно закрыли, и пирсом редко пользовались, но территория все еще была обнесена забором, и в будке у ворот по-прежнему сидел изнывающий от скуки сторож, коротая время за чтением журналов.
Как только мы оказались за воротами, она пошарила в сумке и достала сигарету. Я дал ей прикурить и закурил сам. Она хорошо вела машину, ловко маневрируя в потоке транспорта, но мне показалось, что прежде, чем выехать на нужное шоссе, она дала кругаля. Она то и дело смотрела в зеркальце заднего обзора. Я и сам так делаю, когда веду машину, а то, не ровен час, какой-нибудь идиот въедет тебе в бампер.
Когда мы выехали на шоссе, она немного расслабилась и увеличила скорость. Мы плавно катили, делая шестьдесят миль в час. Тачка была отличная, модель 1954 года, с открытым верхом. Я осмотрел салон. У нее были красивые ноги. Я снова перевел взгляд на дорогу.
— Вас зовут Билл Мэннинг? — спросила она. — А полностью — Вильям Стейси Мэннинг, правда?
Я быстро взглянул на нее.
— Откуда вы знаете?
Потом вспомнил.
— Ах, да! Вы, наверно, читали эту чепуху обо мне в газете?
Очерк был напечатан несколькими днями ранее. Обычная история «об интересном человеке с побережья». Ее написала одна чрезвычайно энергичная девица, свято верившая в журналистику с большой буквы и не пожалевшая сил для того, чтобы превратить меня в неординарную личность. Начиналось все с рассказа о том, как я выиграл пару регат яхт-клуба на яхте одного друга. Я даже не был членом яхт-клуба, в нем состоял владелец яхты. Потом выяснилось, что я участвовал в Бермудской регате (простым членом экипажа) и что я обожаю парусный спорт, и пошло-поехало. То, что я до войны три года проучился в техническом колледже, она подала как сенсацию. Большее количество «охов» и «ахов» трудно было бы воткнуть даже в рассказ о бич-бое, оказавшемся герцогом. Я не понял, из-за чего был весь этот сыр-бор. Наверное, она полагала, что водолазы — сплошь одни недоумки. Хорошо еще, что я не рассказал ей о том, что в свое время были опубликованы пять-шесть моих рассказов, а то она представила бы меня эдаким Сомерсетом Моэмом [3] в ластах.
3
Моэм, Уильям Сомерсет (1874–1965) —
Тут я вспомнил одну интересную деталь. В этом интервью я не называл моего второго имени. Я вообще никому его не называл с тех пор, как уехал из Новой Англии.
Она кивнула.
— Да, я читала это. И сразу решила, что это тот же Мэннинг, который писал морские рассказы. Почему вы больше не пишете?
— Я не добился успеха на писательском поприще.
— Мне рассказы ужасно понравились.
— Благодарю вас.
— Вы женаты? — спросила она, глядя на дорогу прямо перед собой.
— Был женат. Развелся три года назад, — ответил я.
— Извините, я не имела права задавать такие вопросы.
— Ничего страшного, — отвечаю. Говорить об этом не хотелось.
Из нашего брака ничего не вышло. Теперь все было в прошлом. Во многом был виноват я, и от этой мысли веселей не делалось. Мы ссорились и ссорились, пока все, что было между нами, не истерлось до дыр, а в любой ссоре участвуют двое, не один. До женитьбы на Кэтрин у меня была яхта, и после свадьбы я не хотел продавать ее, хотя Кэтрин не любила парусный спорт, а содержать яхту было не по средствам женатому человеку, живущему на скромную зарплату служащего пароходной компании. Кэтрин хотела устраивать вечеринки и обеспечивать мне продвижение по службе. Никто из моих начальников не занимался парусным спортом. Они играли в гольф. «Ты должен продать яхту и вступить в гольф-клуб», — говорила она. «Мне наплевать, что делает начальство, — отвечал я. — Я хочу в свободное время ходить на яхте и пытаться писать». Она говорила: «У тебя нет честолюбия, ты не умеешь общаться с людьми, ты просто тупица. Что ты о себе вообразил? Тоже мне, Конрад нашелся». Все рушилось.
Мы ругались и из-за денег тоже. Наконец, охваченные каким-то порывом разрушительства, мы за бесценок продали дом и яхту и, поделив все полученное, разбежались, как два малыша, подравшиеся в песочнице из-за формочки. На флоте во время войны я был водолазом, занимался подъемом затонувших судов и грузов. Оправившись от крушения своего семейного корабля, я снова занялся этим делом.
Я уныло переходил с работы на работу, двигаясь все дальше на юг. Если уж нырять, так лучше в теплой воде. Все было бесполезно. Я попытался было снова начать писать, но ничего не выходило, и у меня не взяли ни одной вещи. Мне тридцать три года. От будущего мне особенно нечего ждать, в прошлом тоже было не так-то много минут, которые вспоминаешь с удовольствием. Я кругом бывший: бывший студент технического колледжа, бывший лейтенант ВМФ, бывший муж, бывший начинающий писатель.
Мы как раз проезжали через какой-то городишко, и она сбавила скорость, а потом, когда мы снова выехали на шоссе, повернулась ко мне и задумчиво спросила:
— У вас, чувствуется, большой опыт обращения с яхтами?
Я кивнул.
— Я рос среди них. Мой отец занимался парусным спортом, был членом яхт-клуба. Я умел управлять яликом еще до того, как пошел в школу.
— А как насчет больших яхт, ну знаете, на которых плавают в океане далеко от берега? Забыла, как они называются.
— А, крейсерские? Было дело. После войны я несколько раз участвовал в океанских регатах, членом команды. Мы с другом в 46 году устроили себе восьмимесячный круиз по Карибскому морю на старом яле.
— Понятно, — говорит она задумчиво. — А навигацию вы знаете?
— Еще бы, — говорю. — Хотя кое-что, наверное, позабыл, практики нет. Давно этим не занимался.
У меня было странное ощущение, что она расспрашивает меня неспроста. Но в этом же не было никакого смысла. Какое отношение океанские плавания и ориентация по звездам имеют к тому, чтобы достать из какого-то озерка утопленное ружье?