Рифейские горы
Шрифт:
Как же он ненавидел этих чужаков! За всё! За смерть Вимания! За гибель каждого из его воинов! За все те трудности и лишения, какие им пришлось перенести. За неудачный поход, за бесславное возвращение. За всё!
А ещё он впервые чувствовал, что бьётся не ради славы, не ради богатой добычи, не ради желания испытать сладостное чувство риска, - нет!
– он впервые боролся за свою жизнь.
Уже с первых минут столкновения Кэйдар опытным глазом оценил их шансы на победу, сразу понял, что перевес и в людях, и в тактике не на их стороне. А значит, им суждено погибнуть тут, среди голых скал, в
Чувствуя одно лишь упоение, пьянея от опасности, от запахи и вида крови, он не мог видеть, как лучник-аран выпустил в него стрелу, направленную прямо в грудь, чуть правее бокового края щита. Это была дальнобойная стрела, она пробила бы и панцирь, и тело насквозь. Но в эту минуту другой варвар подрубил жеребцу Кэйдара передние ноги. С пронзительным ржанием Сервус вскинулся на дыбы, и стрела, предназначенная его хозяину, вошла коню в шею.
– Кэйдар!!! Отец Небесный!
Лидас видел, как опрокинулся под Наследником его вороной красавец. Видел, как они оба рухнули в мешанину пеших воинов, и своих, и вражеских. И аэлы, и араны сцепились между собой над телом Кэйдара. Одни пытались отбить у врага тело На-следника, другие - надеялись помешать.
– Кэйдар!!! Кэйдар...
Лидас с криком бросился в ту сторону. Он про всё на свете забыл.
Наследник пал! Империя лишилась Наследника на его глазах, а он не был рядом, не заслонил его собой от предательского удара, не принял этот удар на себя.
А Велианас?! Где он был в это время?! Они же вместе держались сначала!
Его нет! Его уже нет среди конных аэлов! Даже Арис его, и тот не попался на глаза при беглом осмотре поля боя.
Лидас отвлёкся, про всё забыл, и тот аран, с которым они только что рубились на мечах, ударил его коротким колющим ударом, ниже панциря. Метил в живот, но Лидас в последний момент успел закрыться щитом, зато пропустил удар другого арана. Невиданное оружие - тяжёлый шар с шипами на короткой цепи - опустилось ему на щит. И железный умбон в самом его центре буквально проломило. Это был добрый удар - Лидас невольно вскрикнул от боли, а левая рука плетью повисла вдоль тела. Тяжёлый щит, лопнувший по середине, заскользил вниз по руке, кожа-ные ремни уже не могли удержать его.
Кэйдара больше нет! Нет больше Велианаса! И воины твои, они тоже почти все полегли в этом бою. Да и сам ты остался один против двоих врагов, беспомощный, с перебитой рукой.
– Ну, давай! Кто из вас первый?
Бросился вперёд, управляя кобылой без помощи рук, лишь коленями. Но с ним не стали драться. Его решили оставить вживых. Оба арана, похожие друг на друга, как родные братья, светловолосые, широкоплечие, мощные, действовали слаженно про-тив одного противника.
Тот, что с мечом, отвлёк на себя обманным выпадом, а второй - попросту сшиб Лидаса с лошади своим шипастым шаром.
Удар принял на себя нагрудный панцирь. И рёбра вместе с грудиной. Лидас пока-тился по залитому кровью снегу, спиной наткнулся на тушу мёртвой лошади. Под-няться сам не смог, смотрел на представителей чужого народа снизу уже без всякой ненависти, с безразличием даже. Лишь хватал воздух сухими растрескавшимися
Лица у обоих молодые, гладко выбритые, светлая кожа, тёмно-серые глаза. Эти араны были такими же людьми, ничего в них не было особенного. Просто сейчас они победили - и всё!
А Кэйдару повезло. Он хотя бы не будет свидетелем их позора. Никто не будет разглядывать его вот так, с насмешливым интересом, с любопытством, лишённым всякой опаски. Такими глазами диковинных животных изучают, когда зверь посажен в клетку или на цепь с ошейником.
Уж лучше б убили, честное слово!
Лидас глаза закрыл с невольным стоном. Ничего он больше не хотел, только смер-ти и покоя.
А бой постепенно подходил к концу. Последние аэлы гибли под стрелами или копьями. Раненых добивали, в плен не брали вовсе.
Айвар, брошенный всеми в окружении мёртвых тел, осторожно подполз к одному из убитых аэлов. Он так и не знал их всех по именам, не знал и этого. Хотя не в лицо ему он собирался смотреть, хотел перерезать верёвку на запястьях. Меч в сжатой руке погибшего лежал очень неудобно. Айвар никак не мог приловчиться. А тут вдруг услышал скрежет снега под чьими-то шагами и окрик, громкий, властный окрик на чужом языке:
– Хамот! (Стой! Не двигайся!)
Увидели! Заметили-таки! Какой смысл прятаться уже или притворяться?
Обернулся, перекатываясь на спину. Они встретились с араном глазами. Молодой мужчина в забрызганной кровью одежде, в длинным кинжалом в руке. Он добивал раненых, понял Айвар, понял, что это ждёт и его самого: по-своему милосердный удар кинжалом в печень или в горло.
А аран глянул сперва в лицо, окинул быстрым взглядом фигуру, потом только спросил, непонимающе хмуря брови:
– Аран?! Сут - аран? (Аран?! Ты - аран?)
Подошёл, помог подняться, цепко схватив за локоть, снова глянул в лицо - и сморщился пренебрежительно:
– Ми-аран! Сут - ми-аран...
Оттолкнул от себя таким движением, будто к змее или к трупу прикоснулся.
Айвар, потеряв равновесие, упал в снег. Он был настолько изумлён тем, что пони-мал смысл каждого слова, понимает незнакомый язык, даже не успел испугаться.
Он знал язык аранов! Знал, потому что учился ему с детских лет от матери, от дру-гих храмовых женщин. Язык жертвенника и молитв, на нём творились службы в храме Матери-Создательницы. Это был родной язык твоей родной матери, она при-несла его с собой из этих земель, она называла его "священной речью перворождён-ных". Поэтому храмовые прислужницы тоже учили его, заучивали молитвы на нём, особые песни и благодарственные заклятья...
А аран, заметив верёвку на руках Айвара, не стал убивать его, потащил за собой.
Оступаясь в истоптанном снегу, спотыкаясь о тела и оружие, они вдвоём прошли через место сражения к самому краю обрыва. Тут снег слепил своей чистотой, здесь расположились победители. Сюда они сносили тела своих погибших, здесь осматри-вали и перевязывали раненых.
Несмотря на слабость, Айвар смотрел во все глаза. Он до этого не видел ни одного арана. Они, земляки и родичи его матери, рождали в нём двоякое чувство: интерес, огромный интерес, и одновременно опасение за свою жизнь.