Рихард Феникс. Том 1. Книга 1. Горы
Шрифт:
– Рихард! – только и услышал он в спину.
Мелкие прозрачные бусины были просыпаны тонкой кривой полосой через улицу в проулок под навес – множество закрытых дверей и окон. Рваный след вывел на большой перекрёсток. Дальше куда? Рихард пригнулся, коснулся рукой тёплой пыльной брусчатки. Блеснула ведущая нить – наискось, налево, через площадь с фонтаном, вглубь города.
Вытянув шею, пригибаясь к земле, как одурманенный пёс, Рихард рвался по следу. Он налетал на людей, толкался, извинялся, протискивался между телег, едва не угодил под копыта лошадей. Куда? Куда? Он подпрыгивал и залазил на бортики фонтанов, на штабеля ящиков и досок, чтобы разглядеть маски и цветные плащи, но никого, только блестящие бусинки под ногами вели его. Но внезапно они оборвались.
Впереди стояла небольшая толпа. Рихард попытался оббежать, но тщетно, бросился вперёд на полусогнутых ногах, чтобы не засветили локтем в лоб, и вывалился в пыль, ободрав ладони и колени. Впереди, едва не зацепив его, подпрыгивали, рвали друг другу когтями гребешки, голосили и били крыльями два бойцовых петуха.
– Эй, малец-малец, не мешай, – кто-то схватил Рихарда за левую руку, помогая подняться.
Мальчик вскрикнул от боли, вывернулся и бросился напрямик в переулок, наподдав одному из петухов. Вслед полетели проклятья и камни.
Рихард, тяжело дыша, привалился спиной к какой-то лавчонке, аккуратно, не глядя, сунул правую руку под кофту, ощупал чудом зарубцевавшиеся контуры перьев. Вроде, целы. Мальчик взглянул на небо, огляделся, едва переведя дух, и вдруг хлопнул себя по лбу, и рассмеялся: ну что за глупость – принять просыпанные кем-то случайно бусинки за… что? За приглашение? За тайный сговор без этих скучных правильных взрослых? За что? Рихард и сам не мог на это ответить. Но внезапно вспомнил про отца, оставленного им где-то там, на окраине города. Сам же мальчик, судя по толпе, шуму и беспрерывному движению, оказался где-то ближе к центру.
Он пытался понять, где находится, раз или два спросил дорогу к главным воротам, но каким-то образом возвращался на эту же площадь. Здесь стояли высокие узкие шатры и наспех сколоченные палатки торговцев, разморённые мулы дремали в тенёчке, собирая на себя жирных слепней. С одного прилавка потянуло чем-то сладким, знакомым. Рихард сглотнул, приблизился. Там, в большой корзине, пушились румяными бочками персики. Мальчик вспомнил пещеру и слова отца про караван.
– Бери, молодой господин, вкусные персики, не пожалеешь, – человек неопределённого пола и возраста, одетый, как капуста, во множество накидок, буравил Рихарда взглядом, возвышаясь над товарами изнутри лавчонки.
– У меня нет денег с собой. – Рихард облизал пересохшие губы, не сводя взгляда с лакомства.
– Сколько стоит? – От ледяного голоса из-за спины по мальчику пробежали мурашки, волосы встали дыбом, кровь отлила от лица.
– Три палыша за штуку, мой господин, – захихикал торговец.
Тяжёлая, обжигающая рука легла на плечо Рихарда, стиснула. Мальчик готов был поклясться, что внутренности его горят и переворачиваются.
– Я тобою очень недоволен, сын, – отчеканил Нолан, наклоняясь. А потом громче – торговцу:
– Двадцать персиков будьте добры.
– Я хотел вернуться, но заблудился, – залепетал Рихард, вперившись взглядом в стык между корзиной и прилавком, где трудился маленький паучок. – Как ты меня нашёл?
– Подрастёшь, узнаешь, – Нолан взъерошил волосы сына, – Феникс указал мне путь.
Отец принял тяжёлый свёрток сочных плодов, сложил его в сумку, отдал монеты и повёл сына прочь из города.
– Обещай, что больше не убежишь!
Нолан легонько сжал ухо Рихарда, тот стыдливо отвёл глаза, но выдохнул и выпалил:
– Обещаю, что буду рядом и не убегу!
– Хорошо. Спасибо. – Нолан протянул сыну руку, и тот без колебаний взял её, ощущая, как осторожно отец водит пальцем по контурам перьев.
Отец с сыном прошли несколько площадей и улиц, посмотрели на представление голубятника, разъели напополам большую лепёшку с мясом и вялеными томатами. Свежий, но резкий запах встретил их на очередном торговом перекрёстке.
– Рыбов! Кому рыбов?! Словил только с утречка, да пораньше. Свежа ещё, да хороша, прямиком из лёдника! Господам любезным к столу, да к ужину. Не стесняйтесь, люди добрые! Вкусну, жирну выберу. Потрошёну, коли захочите, да почищенну, чтобы рученьки не марать.
– Сильных рук, да ясного неба, Клаус, – махнул Нолан, останавливаясь с сыном у рыбного прилавка. – Выбери мне что получше, только всё лишнее можно и тут оставить.
– Ох, да как скажете, господин любезный горец, – подмигнул продавец. – Как дела в деревне? Когда там уже виноград пойдёт бродить? – говоря это, он протёр ещё не слишком грязной тряпкой доску, выложил рядом топорик.
– Спасибо, всё в своё время, да не раньше, чем земля позволит семена сеять, – ответил Нолан и отдал Рихарду тяжёлую сумку с покупками, а тот для надёжности перевесил её через голову. Длинный вышитый ремень сразу врезался в плечо, и левую руку закололо. Отец вытащил из кармана складной пакет из вощёной ткани, который мог удерживать воду; в него Нолан собирался сложить рыбу.
Продавец, закатал рукава куртки, повёл мясистыми плечами, нагнулся за прилавком и с протяжным «Уэ-эхх!» выдернул на широченную изрезанную доску здоровенную рыбину. Ещё живую. Она шлёпнула хвостом, открыла и закрыла рот.
– Не смотри, – шепнул отец мальчику. Но тот смотрел.
Продавец перехватил рыбу за бьющийся хвост и долбанул об доску так сильно, что мелкие мидии в корзине рядом подпрыгнули. Рыбак схватил красной лапищей короткий топорик и отрубил рыбине голову. Рихард дёрнулся всем телом в сторону, зажмурился.
Ему вспомнились Гарг и огненный хлыст смотрительницы. А потом давнишние слова отца: «С женщинами вообще шутки плохи. Они не размениваются на частые изматывающие удары, как мы. Они сразу лупят со всей дури. Однократно и действенно. Поэтому никогда даже не думай вступать с женщиной в схватку. Даже решившись на это, ты проиграешь и будешь опозорен до конца своих дней».
И тут кто-то дёрнул сумку. Рихард не ожидал этого. Он запутался в ногах, зацепился сапогом за прилавок, накренился вправо, одна из широких корзин перевернулась, ещё живые раки полетели во все стороны. Кто-то врезал ему в челюсть, ремень сумки треснул над ухом, будто срезанный, и тяжелая ноша разом исчезла. Мальчик закачался, махнул руками и шлёпнулся. Едва затянувшиеся ладони и колени вновь засаднили.