Рим. Цена величия
Шрифт:
– Спасибо, мои добрые сиротки. Ваше веселое общество скрашивает мое одиночество на этом благословенном острове, особенно после смерти самых близких друзей. – Тиберий казался растроганным. – Гай Цезарь, до меня дошли слухи, что твоя супруга прекрасно поет. Я хочу услышать ее голос.
– Юния с радостью исполнит любое твое желание, отец.
Клавдилла, с трудом собрав тяжелые складки самодельной туники, поднялась с ложа, грациозно поклонилась цезарю, незаметно для себя обнажив плечи, расцарапанные нашитыми золотыми цветами, и вышла из-за стола.
Ей было страшно,
Но она красивым жестом вынула из волос шпильки, распустив лунное золото волос, и, пока поясняла, что будет исполнять предсмертную песнь Сафо, бросившейся от любовного отчаяния в море с высокой скалы, закрепила ткань. И уже спокойно приняла лиру из рук Вителлия.
Тонкие пальцы пробежали по струнам, полилась тихая грустная мелодия, и Юния запела жалобную песню, наполненную стенаниями брошенной любовницы. Здесь звучала и надежда на счастье с любимым, и безысходность оттого, что его сердце уже принадлежит другой. Гневные слова срывались с ее уст, подобно рою разъяренных пчел, когда она проклинала соперницу, но голос тут же смягчался в призыве к возлюбленному, умоляя одуматься и вернуться к той, что безумно его любит.
В грусть песни выплеснулась и ее тоска в разлуке с Гаем, и боль вынужденных измен, и страх перед туманным будущим.
В конце последнего куплета она с силой ударила по струнам, чтобы мелодия на мгновение заглушила ее затихающий предсмертный плач, но голос опять окреп в искренних пожеланиях счастья неверному жениху, и на самой высокой ноте Юния неожиданно умолкла, тронула струны, и лира издала тихий звук, подобно волнам, что сомкнулись над головой несчастной.
Молчание воцарилось в триклинии, Тиберий долго безмолвствовал, прежде чем произнес:
– Я счастлив, несравненная Юния, что мне довелось услышать столь дивное пение. Твоя песнь осветила самые потаенные уголки моей души, вспомнилась моя драгоценная Випсания, наши счастливые дни. Спой, Клавдилла, что-нибудь веселое, чтоб душа не ныла в страданиях.
– Я рада исполнить пожелание цезаря.
И хотя плечи девушки нестерпимо ныли под грубой тяжестью ткани, шея затекла, а лира валилась из рук, Юния посмотрела на Калигулу, улыбнулась и запела песенку, любимую римлянами. На непристойных куплетах она испуганно замолкала, прикрывая рот рукой и из-под ресниц стыдливо посматривая на Тиберия, а мальчишки радостно и громко завершали припев. Постепенно все развеселились, и даже хмурое лицо цезаря озарила улыбка. Он позволил Клавдилле сесть и освежиться сладким вином. Наклонившись, Тиберий сказал:
– Мне нравится твой наряд, Юния Клавдилла. Ты не жалеешь деньги на дорогие прихоти.
Юния вежливо улыбнулось, выдернула булавку и собрала волосы:
– Повелитель позволит мне уехать сегодня в Рим?
– Да, ты уедешь, но мы должны побеседовать наедине.
Тиберий хлопнул в ладоши, все обернулись.
– Оставьте нас, мальчишки. И ты, Гай Цезарь, тоже уйди.
Юния поймала взгляд Калигулы, полный немого ужаса, и постаралась как можно спокойней улыбнуться ему.
– Ты нравишься мне, Клавдилла, – произнес Тиберий, едва они остались одни. – Ты смелая девушка! Не побоялась явиться на мой остров без дозволения, переодетой, как и в прошлый раз, преторианцем. Ты думала, я не замечу, что твой нелепый наряд сделан из испорченного занавеса?
Юния склонила голову, щеки ее запылали от стыда.
– Но не красней, глядя на тебя, я вспоминаю только лучшее, что было в моей нелегкой жизни. Я мог бы заставить тебя остаться тут со мной, запереть точно певчую птичку в клетку, но ты же улетишь, подобно легкому ветерку. Ты не создана для Калигулы, своим лицемерием он похож на раба, которого бьют палкой и заставляют улыбаться побоям. Я возвысил твоего отца, чтобы ты могла выбрать лучшего жениха империи, но ты осталась верна глупой детской любви. Неужели ты еще не распознала, что за низкое существо твой супруг? Разведись, я прошу, нет, приказываю!
Волна ненависти захлестнула Клавдиллу, она медленно подняла голову, сопротивляясь соблазну ударить отвратительного старика. Ей хотелось выплеснуть ему в лицо свой гнев, обвинить в гибели семьи Калигулы и в том, что только страх перед расправой заставил Гая притворяться и лицемерить.
Но девушка спокойно ответила:
– Как прикажет повелитель. Но твое пожелание совпало с моей просьбой, ради которой я и предприняла это путешествие. Да позволит цезарь мне самой подыскать нового супруга.
Тиберий недовольно нахмурил брови, но ничего не ответил и дал ей знак удалиться. С тяжелым сердцем девушка выбежала из триклиния, сдерживая гнев, сдавивший горло. Калигула ждал ее, бледный и осунувшийся, в своей кубикуле. Она молча переоделась и увлекла его за собой в сад.
– Что происходит, любимая? На тебе лица нет. Что сказал тебе цезарь?
– Он требует нашего развода, – сказала Юния и расплакалась. Слезы обиды и страха покатились по щекам.
Калигула обнял ее и прижал к груди.
– Но почему весь мир против нашей любви? Моя красота приносит только несчастья. Что делать нам теперь? Мы же не сможем обманывать самого императора.
Калигула задумчиво гладил ее лунные волосы, и они долго молчали в объятиях друг друга, прежде чем Гай произнес:
– С Тиберием пора кончать. И я сделаю все, чтобы он уехал с этого проклятого острова. Этот старик раньше только стоял на моем пути к власти, но сейчас он посягнул на самое дорогое, что есть в моей жизни, и если мы будем медлить, боги отвернутся от нас.
– Вернувшись в Рим, я принесу щедрые жертвы нашей богине – она поможет свершить задуманное. А сейчас прощай, мой Гай, корабль уже ждет в гавани. Я скоро дам о себе знать.
С тяжелым сердцем Калигула в последний раз нежно поцеловал супругу, и они вновь разлучились.
В узкой гавани, со всех сторон окруженной выступающими острыми скалами, Юнии пришлось ждать еще долго. В последний момент прибыл посланный Тиберием курьер и привез приказ, что она должна задержаться, пока не прибудет персона, вместе с которой они вернутся в Рим.