Рим. Цена величия
Шрифт:
Воспользовавшись наступившей тишиной, пока актеры надевали маски под слабую мелодию свирелей, а рабы меняли блюда, Макрон подсел поближе к Тиберию:
– Я прошу тебя, цезарь, дать свое решение сенату относительно подсудимых, ожидающих суда по делу Альбуциллы. Среди сенаторов ходят толки, что процесс затеян из-за моих происков, направленных против Аррунция. Обвинитель Домиций Афр обеспокоен народным возмущением.
– А к чему ты выпустил Агенобарба под домашний арест? – язвительно спросил цезарь.
– Он готовит речь в свою защиту, никто не берется
– Я отдам необходимые распоряжения, едва вернусь на Капри. И давай закончим этот разговор. – Тиберий вяло махнул рукой.
Макрон разочарованно отошел.
На сцене маленькая гречанка нараспев читала строки из Гомера, перебирая струны кифары. Ее слабый голос заглушали пьяные выкрики гостей, требующих танцовщиц. Калигула уже спал, разметав руки. Пьяный Силан о чем-то спорил с дочерью. Макрон с нежностью посмотрел на Клавдиллу. Она выглядела уставшей, темные тени легли под глазами, она едва отвечала Силану, теребившему рукав ее столы.
Юния почувствовала, что он смотрит на нее, и слабо улыбнулась в ответ. Сделала едва уловимый знак глазами, Макрон вышел и притаился за занавесом у входа в триклиний.
Его чуткое ухо вскоре уловило ее легкие шаги и шелест столы, но еще ранее он ощутил дивный аромат, которым пахла только она – прекраснейшая из римлянок. Она пробежала мимо, даже не заметив, где он спрятался, и проследовала к маленькой беседке в саду.
– Любой соглядатай выследил бы тебя, божественная, – смеясь, сказал Макрон, появившись следом.
– Почему? – ответила она на его смех, и тонкие руки нежно обвились вокруг мощной шеи. – Я соскучилась.
Он подхватил ее на руки и жадно поцеловал раскрытые губки.
– Подожди, подожди же! – Она попыталась отстраниться. – Нас могут увидеть. Калигула хоть и спит пьяный, но кто-нибудь может услужливо прервать его крепкий сон. О чем вы говорили на Аппиевой дороге?
Макрон вкратце пересказал ей слова Тиберия.
– Старик забавляется с нами, – вздохнула она. – Мы все ходим под дамокловым мечом. Стоит ему ступить на берег Капри, как наши головы полетят с плеч. Тиберий не должен вернуться.
Макрон помолчал, в задумчивости поглаживая лунные волосы возлюбленной и чувствуя ее легкую дрожь.
– Мы не умрем, любимая, – наконец произнес он. – Мы не умрем, клянусь Марсом, – повторил он еще тверже. – Харикл сказал, цезарь серьезно болен, простуда, подхваченная в Астуре, перекинулась на печень после цирцейских игр. Старик и сейчас плохо себя чувствует, но не желает это признать. Видела, как он обошелся с Хариклом? Калигула заплатил тому денег, чтобы врач доносил о состоянии Тиберия, но цезарь, видимо, уже заподозрил и Харикла в измене. Но конец жизненного пути Тиберия близок, как бы он ни пытался обмануть судьбу.
Юния мягко отстранилась от любовника и, не сказав ни слова, быстро вышла из беседки. «Это я – судьба Тиберия! И мне решать, сколько ему еще можно задержаться на этом свете!» – рассерженно думала она, сжимая маленький флакон с ядом, подвешенный к длинной цепочке на шее.
А Макрон, немного удивленный ее быстрым уходом, размышлял, чем он мог ее обидеть. Наверное, она ждала от него более решительных слов, а не утешения, что Тиберий скоро умрет и сам от старости и болезни. Неужели она не понимает, как опасно говорить об этом вслух? Пусть не беспокоится, он сделает все, как надо, едва представится случай!
Клавдилла прошла в свою кубикулу. Там спала Эмилия, по-детски обняв тряпичную куколку. Юния тихо тронула ее за плечо:
– Эмилия, проснись! Пиршество уже заканчивается, надо отвести отца, он слишком много выпил.
Эмилия охнула, приоткрыла сонный глаз, но тут же опять засопела, крепче прижав к себе игрушку. Юния вздохнула – помощи от нее никакой. Она вернулась в триклиний. Макрона там не было, Калигула по-прежнему спал и громко храпел, временами перекрывая музыку. Силан мутным взглядом наблюдал за танцовщицами, и из уголка его рта стекала слюна. Клавдиллу передернуло от отвращения, и в этот момент она искренне пожалела молодую Эмилию, которой приходится делить ложе с отвратительным Силаном.
– Клавдилла! Подойди! – послышался резкий окрик цезаря.
Стараясь не выказать вспыхнувшего волнения, она приблизилась и почтительно поцеловала руку Тиберия, пропахшую травяной мазью и чесноком. Огромный рубин вспыхнул на распухшем пальце старика и погас.
– Повелитель желает, чтобы я спела?
– Нет, Клавдилла. Сядь рядом, выпей вина, удели внимание старику.
Юния повиновалась, стараясь не выказывать недоумения, обернулась, почувствовав чей-то взгляд. Вителлий! Глаза его выражали и похоть, и восхищение, и злобное торжество. Девушка передернула плечами, презрительно усмехнулась и подняла тонкой рукой полную чашу с хиосским:
– За твое здравие, мой цезарь!
– Скоро ты станешь свободна от брачных уз, Клавдилла! – медленно произнес Тиберий, наблюдая, как меняется лицо молодой женщины. – И хочу предложить тебе нового мужа. Я уже говорил ему, и он обрадован, что станет супругом такой несравненной красавицы.
Юния догадалась, что «предложение» цезаря на самом деле было приказанием. И не осмелилась возражать, предполагая, что в продолжение разговора с Макроном на Аппиевой дороге он будет говорить именно о его кандидатуре.
– Я согласна, мой повелитель! Думаю, уже через несколько дней я смогу вступить в новый брак, но на этот раз предпочту более простой и скромный обряд – коэмпцию. – Она притворно вздохнула. – Очень жаль, что мой первый опыт был столь неудачен и даже навлек на себя неудовольствие цезаря. Зря я не послушалась отца, он с самого начала возражал против моего брака с Калигулой. Я даже собиралась вернуться в Александрию, но…
Тиберий неожиданно прервал ее на полуслове:
– А почему ты не спросишь имени того, кого я избрал тебе в мужья?