Рим. Цена величия
Шрифт:
– Тиберий очень суеверен насчет своего любимца, – болтал он, уже сам не осознавая о чем, взор его был прикован к занавеске, – я подслушал летом их беседу с Фрассилом. Это было их последнее свидание, астролог умер в тот же вечер на глазах у цезаря.
Вожделение Авла продолжало возрастать, он приостановился в нескольких шагах, готовясь к прыжку, даже не заметив, что занавесь застыла в неподвижности.
– И знаешь, что он наказал перед смертью Тиберию? Ждать свою змею! А тот с тех пор даже начал побаиваться своего уродливого змея, запер в клетку, чтобы тот не
И тут, решившись, Вителлий резко рванул занавес и бросился на женщину.
Клавдилла почувствовала легкое движение в комнате и поняла по прерывистой речи Авла, что тот что-то затевает. Ей нетрудно было догадаться о его намерениях. Дернув ткань, он едва не упал, провалившись в пустоту перед собой – Юния успела отступить на несколько шагов. Ноги Вителлия запутались в занавесе, и он, к своему негодованию, свалился прямо к стопам Юнии. Она с легкостью перепрыгнула через него, и уже из коридора до него, барахтающегося на полу, долетел ее приглушенный смех. В гневе он смел со столика флакончики с духами, но тут же опомнился и рассмеялся сам. Глупо было надеяться!
Едва веселье поутихло, Клавдилла, спрятавшись за угол, припомнила, что бормотал Авл, стремясь отвлечь ее. И неожиданно ее страхи и тревоги улетучились – верное решение было найдено!
Она столкнулась с Силаном на входе в триклиний. Эмилия вела его под руку и тихо ругалась, когда он спотыкался и норовил упасть.
– А, дочка! Поспеши! Уже подали сладкие лакомства! Цезарь осведомлялся о тебе, пожелав, чтобы ты спела.
Клавдилла почтительно приблизилась к возлежавшему императору и поцеловала его сморщенную когтистую лапу:
– Дозволит ли мне повелитель исполнить песнь Сафо, что когда-то я уже пела для вас?
Тиберий кивнул, заметив, как Юния кинула злой взгляд на Гая, который с притворным воодушевлением гладил прелести одной из танцовщиц. Клавдилла ревновала!
Сострадание еще раз тронуло сердце цезаря, когда Юния запела чудным голосом сирены, а глаза ее супруга против воли наполнились слезами. Тиберий понял, насколько сильно они любят друг друга, но непрошеная жалость уже испарилась, подобно легкой дымке, и ярость завладела рассудком. Эта любовь и погубит их! Ненависть, которую он всегда питал к выродку Германика и Агриппины, перекинулась и на ту, в которой он так обманулся, решив, что видит пред собой чудесное воплощение возлюбленной Випсании.
Тиберий посмотрел на своего любимца. Змей, покачивая плоской головой, наблюдал за певицей своими желтыми глазами. Тоже чувствует в ней врага! Его не обманешь сладким пением. Неожиданно для всех Юния, окончив грустную песню, подошла к клетке и бесстрашно погладила жесткий нос змея. Тот доверчиво высунул длинный раздвоенный язык, лизнул ласкавшую его прекрасную руку, но вдруг свернул кольца длинного тела, сжавшись в комок, и угрожающе зашипел. От этого недоброго знамения Тиберий пришел в ужас, резко поднялся и, сгорбившись, ушел, не сказав ни слова прощания гостям.
А утром перед самым отъездом в Рим к императору ворвался Германн. Глаза его расширились от страха, и капли пота блестели на висках.
– Что? – спросил Тиберий.
– Повелитель, ты должен сам увидеть это, – прерывисто дыша, ответил германец.
Самые худшие подозрения оправдались, когда телохранитель подвел его к клетке. Возле нее уже толпились рабы. Когда сдернули покрывало, Тиберий не смог сдержать крика ужаса.
Огромный змей был мертв: остекленевшие желтые глаза уставились прямо на цезаря, а бледный розовый раздвоенный язык свисал набок из открытой пасти. Но самое жуткое было в том, что тело змея было облеплено жирными черными муравьями – живой массой, бестолково передвигающейся по мягкой безжизненной плоти.
Тиберий в панике попятился от страшного зрелища и закричал:
– Прочь! Прочь от Рима! Мы возвращаемся! – И добавил то, чего никто не расслышал, кроме вездесущего Вителлия: – Если моя нога ступит за стены этого проклятого города, чернь также разорвет меня на части. Жди свою змею! Жди свою змею!
Он повторил это много раз, прежде чем смог успокоиться и отдать четкие указания насчет отъезда. Вителлий тенью ходил за Тиберием и мучительно припоминал, что вчера, разгоряченный вином и обманчивой страстью, кажется, наболтал лишнего Клавдилле. Предсмертные слова Фрассила маленькой змейкой, поймавшей себя за хвост, крутились в его голове.
Многие, кто в то утро проснулся на вилле после затянувшегося пиршества, весьма удивились, узнав о поспешном отъезде цезаря.
Макрон ехал около пурпурных золоченых носилок Тиберия и досадливо молчал. Ему так и не удалось переброситься с Клавдиллой даже парой слов, и он тосковал, зная, что она едет позади с отцом.
Калигула как ни в чем не бывало ехал на Инцитате по другую сторону от Тиберия и, свесившись с коня, непринужденно болтал с Вителлием, сидевшим рядом с цезарем. Сам Тиберий не вступал в разговоры ни с кем и отмалчивался в ответ на все расспросы. Тяжкое предчувствие угнетало его.
Возвращение на благословенный остров казалось ему единственным средством спастись. Интересно, как префект претория воспримет приказ расправиться с любовницей? Тиберий приподнял тонкую занавесь и всмотрелся в хмурое лицо Макрона. Насколько сильно он влюблен в нее? И не она ли причина его сегодняшнего дурного настроения? Неожиданно ему пришло на ум проверить свои подозрения. Знаком он приказал префекту приблизиться:
– Скажи, Макрон, почему твоя супруга так поспешно уехала в Анций?
Густые брови Невия сошлись на переносице.
– Я всерьез подумываю о разводе с ней, мой цезарь. Она до сих пор не может забеременеть. А я старею, и мне нужен наследник. Даже Силан решил позаботиться о продолжении рода и женился на молоденькой.
– Ты уже подобрал достойную кандидатуру? – испытующе спросил Тиберий.
Макрон отрицательно качнул седой головой.
– Мне известно, что Гай Цезарь затеял развод, и дело только за решением коллегии понтификов. Я думаю, что дочь Марка Юния Силана составит тебе прекрасную пару, – невозмутимо сказал Тиберий и замолк.