Римаут. Ледяной ключ
Шрифт:
— А кто такой Вик? — удивленно приподнял брови Павел. — Твой новый приятель здесь, в Римауте? Надеюсь, ничего особенно серьезного.
Дочь присмотрелась и поняла, что это не совсем он. Да, комната та же, окно, стены, но — незнакомые морщинки, седые волосы на висках. Даже вышивка на костюме — не любимый отцом бренд. Что-то другое. Похоже, но другое.
— Я… Да, я пойду, — растерянно сказала она. — Конечно же… Переоденусь.
Хотелось плакать, но слез не было. Была злость и желание еще и еще раз отрубить голову тому мерзавцу — теперь уже своими руками. Вымазаться в его крови. Станцевать на костях. Как он мог лишить ее этой нормальной жизни, как?!
Агата тихо прикрыла за собой дверь и остановилась, ничего и никого не видя перед собой. Мадлен стояла рядом, молча, с грустью глядя на ученицу. Она сильная. Она справится. Тем более, что пути назад нет, а все эти образы — всего лишь причуды самой башни. Если постараться, этого Павла можно вывести из комнаты. Можно даже вернуть его в обычный мир, и завтра он уже — якобы чудом спасшийся — будет сидеть в офисе МаниКэн. Добродушно усмехаясь и про себя искренне удивляясь незнакомым деталям — немного другим на вид деньгам, странным новшествам в документах, неведомо откуда взявшемуся сыну. Но лучше все оставить как есть и не пытаться заменить осколки другой вазой, пусть очень похожей на прежнюю.
— Мне нужно подняться еще на этаж, — слабым голосом сказала наконец Агата.
— Твое право.
И они поднялись еще на этаж, где двери были вычурными, будто украденными из Версаля. Девушка толкнула, как показалось Мадлен, первую попавшуюся, и они очутились на широком балконе, скорее даже террасе, полукругом выступавшей из башни. Низкие столбики ограждения с коваными простенками отделяли их от величественной картины — далеко внизу, будто игрушечный, лежал Римаут с блестящей ниткой реки и холмами возле станции железной дороги. Трасса. Окрестные деревеньки — хорошо видно две ближайшие, еще одна угадывается на горизонте.
— Больница Адлерауге, — жестко приказала кому-то невидимому, но послушному, Агата. Горизонт смялся как бумажный, и Мадлен показалось, что они летят над округой.
«А девочка-то очень сильна… Я даже не думала об этом раньше», — промелькнуло в голове наставницы.
Она тайком обернулась и не увидела сзади стены с дверью. Агата со своей спутницей словно парили над долиной на круглой каменной тарелке. Внизу мелькнули поля, потом домишки пригорода, и показалось здание больницы. Оно выглядело будто макет, с вырезанными деталями стен, выставляя напоказ палаты людей, интересовавших Агату: мамы, Виктора и — раз уж так получилось! — Лири.
Мадлен заметила, что первым под руку Агаты попался именно специальный агент. Мстительная барышня, не забыла про камеры — лежащего больного перевернуло животом вниз. Потом полосатые больничные штаны сползли с его задницы, и что-то невидимое от всей души ударило его пониже спины, оставляя красные вздувшиеся полосы.
Лири закричал, а Мадлен тихо бархатисто расхохоталась:
— Довольно с него! Он осознал и прочувствовал.
Несмотря на расстояние, было видно, что специальный агент закусил от боли подушку.
— Да, пожалуй… — фыркнула Агата. — Хватит.
Потом она переключилась на Виктора. Тот лежал неподвижно, опутанный проводами, тянущимися от сложных аппаратов. Мигали лампочки, на паре экранов тянулись, попискивая, сложные ломаные линии.
Мадлен заметила, как девушка словно погладила брата по голове, не руками, а протянув к нему теплую волну своего внимания, мягкую, обволакивающую, любящую.
— Вот эти иголки, верно? — спросила у нее Агата. — Я уверена и сама, но… Боюсь навредить.
— Верно, — кивнула наставница. — Ничего не бойся. Ты можешь даже больше, чем я.
Из головы Вика одна за другой вылетали тонкие острые иглы, почти прозрачные, видимые только на пределе чувств обеих ведьм. Вылетали и растворялись в воздухе, сразу теряя свою зловещую остроту.
— Сразу не буди, организму требуется отдых, — шепнула Мадлен.
Агата снова погладила брата и послушно кивнула. Даже вид Виктора разительно изменился — напряжение в мышцах ушло, неестественно откинутая на затылок голова приняла нормальное положение спящего человека. Он чмокнул губами и, едва не оторвав провод от какого-то датчика, повернулся на бок.
— Теперь — мама, — сказала Агата. — Так и хочется еще немного изменить ее характер…
— Тебе с ней жить, моя дорогая. Думай, стоит ли превращать родных в послушных кукол? Да и не только родных…
— Нет… Правда, это не нужно. Тогда только раны…
В небе над больницей, до того синим и безоблачным, начала собираться гроза. Из ниоткуда соткались и закрыли солнце черные тучи с короткими вспышками молний в глубине.
— Обращай внимание на знаки, — подсказала Мадлен. — Видишь? Это симптом того, что ты устала.
Из головы Марии тоже пришлось доставать стеклянные иглы — они были короче, чем у Вика, и их было куда меньше. Напоследок Агата окончательно залечила рану, нанесенную выстрелом комиссара. Мама дернулась, приподняв обритую почти наголо голову — после ожога терять было нечего, и приходящий в больницу парикмахер еще с утра подровнял прическу.
— Дочка, ты где-то здесь? — спросила Мария у пустой палаты.
Картинка резко отодвинулась, круглый балкон вобрала в себя обратно башня. Теперь Мадлен видела дверь в стене, она взяла обессилевшую Агату за руку и увела в коридор.
Девушка шла послушно, как потерявшийся ребенок, ничего не говоря, крепко схватив пальцами руку наставницы.
— Для первого дня обретения башни, девочка, ты прыгнула выше головы, — с легкой тревогой в голосе сказала Мадлен. — Сейчас вниз, к себе, и немедленно спать. Я задержусь у тебя, пожалуй, пока ты не научишься пользоваться своим даром. Иначе ты переутомишься и застрянешь в башне, а это довольно неприятно. Хотя… У тебя, похоже, хватит сил выбраться откуда угодно.