Римские термы: Гладиатор
Шрифт:
Она, услышав эти слова, напряглась. Муж резка глянул на нее. Атилия сделала скучающий вид, типа ей не интересны их разговоры.
— Теперь нельзя этого делать, — Луций говорил сдержано, — император поспорил со мной на своего коня. Понимаешь каковы ставки?
— Ого, конь императора может стоить весьма дорого. Понимаю.
Луций снова глянул на Атилию.
— Дорогая, я вижу тебе ужасно скучно с нами. Поднимайся к себе, я позже пришлю за тобой.
Она встала, и демонстративно не прощаясь с банщиком, неспешно пошла в коридор с лестницей.
— Как же
— Да нет… э-э-э, вроде. Кто поймет этих патрицианок…
Атилия стала в тени колонны и, не двигаясь, слушала дальнейший разговор мужа и банщика.
— Ты, дружище, конечно, умный, но видимо не в курсе всех событий, — Луций говорил вполголоса, — Видишь ли, теперь многие императорские должности, вроде моей, не только выгодны, но и весьма престижны. Это сто лет назад во дворце Августа служили сплошь личные рабы. А сейчас многие из сословия всадников просто мечтают меня заменить. Даже среди патрициев самых знатных семей есть не пристроенные племянники и младшие сыновья.
— Не понимаю, причем здесь императорский конь?
— Вот это всегда мне нравилось в тебе, Эктор. Ты признаешь, если чего-то не понимаешь. Адриан решил заменить все главные должности у себя при дворе на представителей всадников. Теперь дошло?
— Да, понимаю — тебя турнут из казначейства. И закинут на окраину. Но как тебе его конь поможет? Ты собираешься его выгодно продать. Или дать им взятку правителю провинции.
— Вынужден сообщить — в некоторых делах ты полный болван, Эктор.
— Да, ты объясни уже напрямую! Все крутишь вокруг.
— Есть такой старый обычай: когда император вручает тебе коня, он повышает до сословия всадников. Этим уже давно никто не пользуется, но формально он не отменен. Если я выиграю спор у августейшего, я пойду с префектом и двумя свидетелями в храмовый архив и получу грамоту, где будет указан этот факт. После, сам Адриан не сможет меня выгнать с должности из-за происхождения. Ведь я законно стану всадником.
— Вот — это да! — в изумлении выдохнул банщик.
— Поэтому нам надо все сделать так, чтобы нас ни в чем не смогли заподозрить. Думаю стоит им в питье подлить макового настоя.
— Такое можно устроить.
После этих слов Атилия потихоньку поднялась к себе. Она стала думать, как передать услышанное Германусу. Фелица может напутать что-нибудь, а письмо могут перехватить. Она решила воспользоваться помощью Серсеи. Уж теперь она ей не откажет.
Ночью муж позвал ее с Фелицей к себе в спальню. Он, как и обещал, был почти трезвый. Атилия уже привычно скинула ночную рубаху и легла обнаженная на кровать. Сегодня Фелица помогала Луцию возбудиться. Она раньше уже это делала не раз. Поэтому, как только он сбросил одежду, рабыня стала перед ним на колени и постаралась сделать, как он любил. Луций пыхтел и возился с ее волосами. Чтобы его возбудить бедной Фелице пришлось хорошенько потрудиться.
После он пришел в кровать к Атилии и забрался на нее сверху. Ей было неприятно, ему явно не интересно. Немного поелозив на ней, он неожиданно закончил
— В тебе нет страсти, Атилия. Так ребенка не зачать. Ты совсем холодна ко мне. Фелица принеси воды.
— В термах есть рабыня из Вавилонии. Она знает, как делать женщин горячими в постели.
— Может Сира такое умеет. Надо за ней позвать.
— Она едва ходить стала и то с трудом. Дай рабыне восстановиться.
— Ладно. Попрошу у Эктора в аренду эту вавилонянку на пару ночей. Надеюсь это того стоит.
Муж почти сразу же заснул. Сейчас он не был похож на то чудовище, которое чуть не убило ее и Сиру. Если бы она не слышала его разговора с банщиком, и того как он убил первую жену, сколько смогла с ним прожить. Вот так — от пьянства и побоев, до вполне заботливых отношений. Возможно долго. Наверное, многие так живут всю жизнь. С матерью Секста он пятнадцать лет прожил. Интересно, как ей жилось? На что она надеялась, о чем молилась? И главное — чем не угодила богам…
Может мужья все такие, когда слишком пьяные. Бахус начинает управлять их разумом, и они творят дикие вещи. Вот и отец напивался, когда приезжали его друзья по легиону. Сначала они горланили армейские песни, после спорили о войнах. Бывало, даже дрались между собой. Потом мирились и обнимались. Ни разу она не видела, чтобы отец бил маму. Таких синяков и ссадин, как есть у нее самой, у матери она не помнила.
Когда она впервые пожаловалась родителям на мужа — отец сделал вид, что не понимает о чем она. Мать ее пожалела, конечно, но ничем помочь не смогла. Сказала мол, Луций теперь ее муж и старший в семье — доминус. Мать посоветовала выполнять все требованиям мужа, и Атилия старалась. Только вот это не спасало от побоев. Она радовалась, когда он уходил на ночь или две в Субуру в дома терпимости. Теперь ей стало понятно, откуда взялось такое название для них.
Еще больше ей нравилось, когда мужа отправляли в какую-нибудь провинцию. Там он бывал до месяца. В такие моменты в доме царило счастье. Все вздыхали с облегчением. Всем домашним доставалось время от времени. Луций иногда любил просто наблюдать за наказаниями рабов. Он при этом говорил: «Чтобы помнили кто хозяин». Видимо, она чаще всех забывала об этом, так как ей чаще приходилось быть наказанной.
Нет. Не сможет она с ним жить. И спать с ним не сможет привыкнуть. Даже просто находиться долго рядом у нее не выйдет. До невозможности противно. Уже на днях Луций может вернуться в свое обычное состояние. «Тогда он забудет все что обещал. Что же ты, Германус тянешь…».
* * *
Именно в эту ночь, когда Атилия размышляла лежа в кровати мужа. К Германусу пришел тот, кого он долго ждал. Никто не знал его настоящего имени. Редко кто видел его лицо. Те немногие, говорившие с ним, звали его Жмых. Почему? Точно никто не знал.
* * *
— Госпожа, в термах Серселии нет. — Фелица вернулась и докладывала о результатах поиска, — Я тут поспрашивала, говорят они с мужем уехали в свое поместье. Вроде, как до конца лета.
— Вот же не вовремя…