Римский орел
Шрифт:
Трибун-латиклавий Гай Петроний Магн оказался куда моложе, чем ожидал Черепанов. Лет двадцать пять от силы. Но важности — минимум на троих. И свой белый шарф носил с невероятной надменностью. И этим сразу напомнил Черепанову его родича-преторианца.
— Тот самый первый гастат Череп? — осведомился трибун у старшего кентуриона, не удосужившись ответить на приветствие офицеров. И оторвать задницу от стула — тоже.
— Да, это он, — сухо произнес Феррат. Было видно, что он латиклавия терпеть
— И что мне с тобой делать, младший кентурион… — брезгливо кривя узкие губы, процедил Магн.
Черепанов промолчал. Нескромно же говорить о собственном поощрении.
— А ты что скажешь, Феррат?
— Позволь, латиклавий, рассказать тебе о том, как кентурион Череп…
— Не нужно, мне уже рассказали, — отмахнулся трибун. — Так что же мне с тобой делать, гастат? Меня удивило и насторожило, когда я узнал, что легат Максимин поставил кентурионом варвара. Но твои преступления слишком велики даже для варвара.
Черепанов услышал, как Феррат озадаченно крякнул. Признаться, он сам тоже ожидал другого.
— Э-э-э… Петроний, ты уверен, что тебя правильно информировали? — спросил старший кентурион. — Возможно, тебе все же стоит послушать, что сделал кентурион Череп?
— Меня правильно информировали, — отрезал Петроний Магн. — Не думаю, что ты, не присутствовавший там, сможешь сообщить мне больше, чем трибун претория, лично участвовавший в событиях.
«Ах вот оно что! — сообразил Черепанов. — Паскудник-преторианец все же наябедничал».
— И в чем же состоят мои преступления? — очень спокойно осведомился он. — Просвети меня, варвара, какие законы я нарушил?
— Во-первых, ты преступно медлил, прежде чем выступить на защиту римских граждан, подвергшихся насилию. Что, в свою очередь, привело к тому, что многие подданные императора погибли. К счастью для тебя, благородная Корнелия Гордиана уцелела, но это опять-таки не твоя заслуга. За это ты должен благодарить доблестного трибуна Секста Габиния, которого ты…
— Прошу прощения, латиклавий! — перебил Черепанов. — Давай сначала по первому пункту обвинения! У тебя есть свидетели моей преступной медлительности?
— Ты забываешься, кентурион!
— Не думаю. Я просто задаю вопрос. И хочу услышать ответ. Таково мое право, утвержденное законом.
— Что ты знаешь о наших законах, варвар? — презрительно бросил трибун.
— Вероятно, я знаю наши законы лучше, чем патриций империи, поскольку могу точно процитировать соответствующий пункт эдикта.
— Придержи язык! Это не единственное твое преступление. Ты посмел применить насилие по отношению к старшему офицеру претория, представителю самого императора, за что полагается…
— Прошу прощения! Я не применял силы по отношению к трибуну претория!
— Ты лжешь, негодяй!
— Нет! Я не лгу! И у меня есть свидетели! Тебя, как заметил старший кентурион, неверно информировали. Я применил
— Вот видишь! Ты признал!
— …чтобы выяснить, является ли человек, облаченный в форму трибуна преторианцев, трибуном преторианцев или же это варвар, присвоивший доспехи трибуна. Как только я получил ответ на свой вопрос, я немедленно предоставил упомянутому тобой Сексту Габинию свободу.
— Ты что же, не мог отличить варвара от патриция и трибуна? — возмутился трибун.
Черепанов пожал плечами:
— Он вел себя в точности, как вожак варваров, которого я взял в плен. Возможно, его латынь была получше, но я пока не научился различать таких тонкостей. В чем еще меня обвиняют?
— Мне сообщили — и тут, можешь не сомневаться, у меня множество свидетелей, — что ты приказал распять пленников!
— Ну да, — подтвердил Черепанов. — Я это сделал. А разве не так поступают с разбойниками в нашей провинции? Или ты сомневаешься, что они — разбойники?
— Ты нарушил эдикт нашего богоравного Августа Александра! — напыщенно воскликнул латиклавий. — Эдикт, которым он повелевает всем захваченным варварам предлагать вступить во вспомогательные войска, а тех, кто откажется, выдворять за пределы империи, не причиняя вреда, дабы не возбуждать в их сородичах гнева против империи. Нарушение же императорского эдикта приравнивается к нарушению присяги! Ты знаешь, что за это следует?
— Знаю. А вот о таком эдикте слышу в первый раз. А поскольку ты о нем знаешь и не сообщил о нем мне, то, выходит, это ты виноват в нарушении эдикта.
— Ты спятил! — Трибун подскочил. — Этот эдикт составлен не для каких-то там младших кентурионов!
— Ты это сказал, не я, — заметил Черепанов. — Старший кентурион свидетель: ты только что снял с меня ответственность за нарушение эдикта. Не знаю, правда, есть ли у тебя право самостоятельно толковать императорский эдикт, — невинно добавил он.
— Замолчи! — Трибун побагровел от ярости. — Феррат! Отобрать у него регалии и заключить в карцер! Не позднее чем завтра я буду судить его, и, клянусь Марсом-Мстителем, он получит по заслугам!
— Я не стану этого делать! — сказал Феррат.
Удлиненное лицо трибуна стало и вовсе морковного цвета.
— Ты отказываешься выполнить приказ?! — прошипел он. — Как ты смеешь? Тоже хочешь в карцер, Феррат?
— Я не стану это делать, Петроний, — буркнул старший кентурион. — Хочешь отправить меня в карцер — отправляй.
— Он не рискнет отправить тебя в карцер, — спокойно произнес Черепанов. — Он — паскудный пес, который брешет из-за забора. Не делай этого! — предупредил он взбешенного латиклавия, схватившегося за меч. — Или я тебя убью. — Подполковник положил ладонь на рукоять своей спаты. — Он не арестует тебя, Феррат! Он даже меня не арестует. Потому что он не легат, а только латиклавий. И кентурионом меня поставил не он, а Максимин.