Римский период, или Охота на вампира
Шрифт:
– Зачем? – сказал я. – В армию меня там не возьмут – мне сорок лет. А сидеть у них на шее… Нет, я должен до начала войны вывезти оттуда сестру с дочкой. Если они приедут сюда, ты сможешь им как-то помочь, пока я перетащу их в Штаты? Это моя родная сестра, ей не могут отказать соединиться с братом.
– Брось! Никакой войны там не будет! – вдруг отмахнулся Виктор так, словно речь шла не о судьбах мира, а о второй порции спагетти.
Я оскорбленно напрягся:
– Откуда ты знаешь?
– Элементарно! Без Египта никакой войны быть не может, а Египет вот-вот подпишет с Израилем мирный договор.
– Да плевали арабы на договоры! Гитлер и Сталин тоже подписывали мирный договор!
– Нет! Это не одно и то же! – сказал Виктор тоном политического
– А зачем тогда в Сирию прибывают кубинские войска?
– Потому что Асад любит надувать щеки. Потому что Садат разогнал в Египте компартию, которая под московскую дудку готовила его свержение. Да мало ли почему!.. Пойдем, Джузеппе должен закрывать, сиеста у нас – святое. – Виктор оставил на столе деньги, собрал свои газеты, по которым он пишет передачи для «Радио Италии», и крикнул в глубину кафе: – Чао, Джузеппе! Аривидерчи!
Я поплелся за Виктором к его дому, говоря на ходу:
– Да-а, твоими бы устами…
– Моими устами ничего делать не надо, они у меня не для этого! – решительно пресек Виктор. – Ты хочешь привезти сестру в Италию – пожалуйста. Чем смогу, помогу, о чем разговор! Только имей в виду, что сегодня у нас в Риме в десять раз опасней, чем в Тель-Авиве.
– То есть? – оторопел я.
– Ты газеты читаешь? Радио слушаешь?
– Нет, конечно. Как я могу читать итальянские газеты?
– Вот именно! – Виктор открыл дверь в свою квартирку на третьем этаже и пропустил меня внутрь. – Но ты хоть знаешь, что в Израиле в прошлом году было всего сто шесть террористических актов, а у нас – почти две тысячи? Ты знаешь, что у нас вот-вот к власти придут коммунисты, и вопрос сейчас только в том, какие это будут коммунисты – с человеческим лицом Берлингуэра или наш итальянский Ленин – Антонио Негри?..
Я оторопело смотрел на Виктора – это что, всерьез? – а он продолжал:
– Ты знаешь, что Италия вообще самая прокоммунистическая страна? Кто прапрадедушка коммунизма? Томмазо Кампанелла! Если бы на Ялтинской конференции Черчилль и Рузвельт не договорились со Сталиным о разделе Европы, Италия стала бы коммунистической республикой еще в 45-м году, тогда у коммунистов тут вообще не было конкурентов! Но Сталин приказал им отдать власть, и они не посмели его ослушаться, за что до сих пор кусают себе локти и все остальные места. Но теперь, когда Сталина нет, они подняли голову и не только голову, почитай, что пишет этот Антонио Негри! – Виктор шумно развернул какую-то газету. – «Насилие – это естественная, срочная и безусловная потребность в деле установления коммунизма. Звериная жестокость и беспощадность к своим врагам, стоицизм в своих собственных нуждах и страстях – вот какой мы предвидим конституцию коммунистической диктатуры!» Не слабо, да? И сюда ты хочешь перевезти сестру из Израиля?
…Конечно, в голливудском кино на этой эффектной фразе закончился бы весь эпизод, а за ним – встык – начался бы другой, не менее напряженный. Но что они, голливудские драмоделы, понимают в искусстве? Если вы в Италии, то сама жизнь диктует здесь совершенно иной уровень драмы и выстраивает вашу судьбу по лекалам Лобачевского и Феллини, а не по одномерным выкройкам Голливуда.
Я прикатил из Рима последней электричкой, сошел со станции в Ладисполи и замер. В темном домике слева кто-то замечательно играл на скрипке,
И так же как она специально вынесла свою плитку на балкон, чтобы слышать эту музыку и жить в ней, так и я сел на какой-то каменный выступ в заборе, задрал голову вверх, смотрел на нее и слушал.
Есть Нечто, что все-таки невозможно описать словами, но что снимает тревогу и беду, как материнская рука.
Хотя зачем я это пишу? Кто в Голливуде поймет этот крохотный, но такой емкий и чисто итальянский (или грузинский) эпизод?
После Белых Столбов в электричке стало чуть свободнее, но плечистые мужчины, сидевшие у Елены и Пильщика за спиной, похоже, и не думали выходить, они шумно играли в карты, а Пильщик, явно не в силах сдерживать распиравшие его чувства, тараторил, почти не таясь:
– Лена, вы, конечно, не еврейка, но я вам доверяю. Я хочу вам сказать: антисемитская кампания, которая сейчас идет, никакого отношения к нам, евреям, не имеет! Она вообще не против нас направлена! Это просто оружие подковерной борьбы Полянского и Романова, то есть русской группы в Кремле, с группой, которая пришла в Кремль с Украины. Что вы так смотрите? Почему я не могу сказать вслух то, что думаю? Я же из психушки! Подумайте сами: на чем еще они могут выпихнуть Брежнева, Кириленко и Черненко из Кремля? На марксизме? Так они его сами не знают. Но вспомните: Сталин вырезал всю верхушку руководства экономикой, правильно? Русских, украинцев, казахов – всех! Их места заняли рабочие и кухарки, но это же был завал – они ничего не понимали в делах! И тогда они стали брать евреев и армян своими заместителями, главными инженерами, вторыми секретарями обкомов. Брежнев опирается на этот слой, но подросли новые кадры, они хотят скинуть старый аппарат, занять его место. Полянский и Романов их поддерживают, потому что, убрав опору пирамиды, они уберут и верхушку. И значит, хорошие мы или плохие, это не имеет никакого значения! «Бей жидов!» – это стратегический лозунг нового поколения руководителей партии…
Елена не помнила, с какого момента она перестала слушать эти разглагольствования еврейского неофита, впитавшего в себя атмосферу палаты «узников Сиона». И даже разительное перевоплощение агрессивного, замкнутого, косноязычного серийного убийцы в благодушного и эрудированного парня уже не занимало ее мысли. Другая мысль зародилась в ее голове, и она подивилась ее простоте. Если через нее, Елену, Винсент смог так перестроить психику маньяка-убийцы, то что же он сделал с ней самой, с Еленой? И вот почему с таким изумлением на нее смотрят теперь коллеги и техники на радио! Она изменилась…
Впрочем, минутку! Разве это не свойственно всем влюбленным – меняться и внешне, и внутренне? И разве она изменилась к худшему? Нет, конечно! Она изменилась так, что мужики сворачивают голову ей вслед – вот как она изменилась! Она изменилась так, что у нее грудь выросла на размер – вот как она изменилась! Она изменилась так, что ей уже по фигу все условности совковой жизни, все страхи перед КГБ, милицией и собственным начальством в Радиокомитете! И она изменилась так, что уже сам Винсент стонет, кряхтит и летает в постели, задыхаясь от усталости и прося пощады, – да, вот как она изменилась! Ее жизнь стала прекрасной и легкой, она досыта, до невесомости и изнеможения спит с любимым мужчиной, и она принимает участие в уникальном эксперименте…