Римский период, или Охота на вампира
Шрифт:
Я ужаснулся простоте и логичности этого сценария, но сказал:
– Замечательно. Так неужели ради такой операции они не сделают обрезание своему вампиру?
– Наверно, сделают… – заметил Питер Хеппс, высокий пожилой мужик с профилем Пастернака, который все это время явно присматривался ко мне, и я предположил, что он какая-то шишка в русском отделе ЦРУ: его русский был совершенно правильный, но какой-то стерильно-правильный и без всякого сленга, которым так любит щегольнуть Грегори. – Но здесь есть второй вопрос, – продолжал он. – Как может убийца совершить преступление под носом полиции? – И он повернулся к доктору: – Он что – камикадзе? Такое
– Запросто, – ответил врач-психиатр настолько по-русски, что мне показалось, будто я сижу на редакционном совещании в «Мосфильме» или даже в КГБ. – В Нью-Йорке есть известный психиатр Эстабрук, он издал книгу «Гипноз», где утверждает, что специально подобранному и подготовленному субъекту можно ввести определенную информационно-деятельную программу и прикрыть ее внушенной амнезией. То есть до самого последнего момента вампир может не знать, что он вампир и что ему предстоит сделать.
– А как он потом будет это узнавать? – спросил консул.
– Мало ли! – пожал плечами врач. Маленький и крупноголовый, он был похож на Ролана Быкова и скорее всего был таким же советским эмигрантом, как и я, только уехавшим из СССР лет десять назад. – Ему могут дать команду по телефону, – продолжал он. – Или с помощью телепатии. Или он вообще может быть запрограммирован на какое-то число. Скажем, десятого апреля в десять вечера выйти из дома, отсчитать десятое окно от угла, влезть в это окно и убить ребенка.
– А до этого он будет действовать как нормальный человек? – спросил Грегори.
– Да, – сказал врач.
– Но как же вы будете его определять?! – воскликнул консул.
– Профессиональный гипнолог может вскрыть внушенную амнезию и добраться до истинной личности, – ответил врач, болтая ногами в высоком кожаном кресле. – Она называется «личность хозяина». То есть скорее всего мы будем иметь дело с раздвоенной личностью: одна – это личность привнесенная, в данном случае – личность усредненного еврейского эмигранта, а вторая – основная, то есть личность хозяина, и в данном случае личность вампира. При этом первая личность, как правило, не знает о существовании второй, а вторая, то есть личность хозяина, знает о первой и презирает ее. И на этом противоречии чаще всего удается «поддеть» испытуемого во время гипноза.
– Но это при экспериментах с одним человеком! – сказал Грегори. – А здесь две тысячи мужчин подходящего возраста! Если каждого гипнотизировать – это на десять лет! А у нас две недели, даже меньше!
– Знаете что? – вмешался я. – Мне кажется, тут есть какая-то драматургическая неточность. Не может КГБ послать в Италию или вообще в Европу монстра и командовать им издали по телефону, с помощью телепатии или даже заранее внушенной программы. Может быть, у вас такое возможно, но у нас… Как говорил Станиславский, «нет, не верю». Вот я представляю себя на месте советского полковника или даже самого Андропова. Ну как я пошлю на Запад этого убийцу одного, без контроля? Ведь они даже своих партийных туристов пускают на Запад только в сопровождении гэбэшных надзирателей! Нет, этого вампира должен кто-то вести, вот что я вам скажу!
– Good! – энергично воскликнул Грегори, явно гордясь тем, что я начал оправдывать их доверие и выбор.
– Any unusual activity at the Soviet Embassy? [54] – негромко спросил Питер Хеппс, повернувшись к консулу, и до меня наконец дошло, что этот консул «Жванецкий» ни больше ни меньше как резидент ЦРУ в Риме.
– Nо… – отрицательно покачал головой консул.
– Значит, ведущий приехал сюда вместе с вампиром, – сказал Грегори. – То есть они могут тут быть под видом отца и сына, братьев, кузенов.
54
Есть что-нибудь необычное в деятельности Советского посольства? (англ.)
– Или просто друзей, – заметил доктор.
– Нет, просто друзей – нет, – возразил я. – Просто друзей могут разъединить в Вене, как меня разъединили с моим другом Кареном. Его отправили в Рим раньше, а меня только несколько дней спустя.
– Well! – ободренно сказал консул и посмотрел на гору папок, которые лежали перед нами на столе в conference-room [55] , куда Грегори привел меня после того, как я подписал бумагу о неразглашении и сотрудничестве. – Значит, circle сужается….
55
комнате для заседаний (англ.).
– Н-да… Это все хорошо, конечно… – хмуро произнес Питер Хеппс и почему-то спросил именно у меня: – Как вы насчет пиццы, мистер Плоткин?
– Я как все, – ответил я, хотя при слове «пицца» у меня в желудке брызнуло фонтанами желудочного сока.
– Just a sec! [56] – сказал Грегори и вышел из комнаты.
Питер встал, прошелся от стены до стены. В этой комнате тоже не было ни окон, ни телефонов, но тут стояла хорошая итальянская мебель, кожаные кресла и книжные стеллажи с английскими, американскими и итальянскими энциклопедиями, юридической и даже художественной литературой, и среди этих книг я тут же углядел новенькое американское издание «Архипелага ГУЛАГ» А. Солженицына.
56
Минутку! (англ.)
– Н-да… – произнес Питер, поглядев на меня, и я почему-то ощутил вину за всю нашу еврейскую эмиграцию – вот ведь сколько хлопот из-за нас на их, американскую, голову! – Мистер Плоткин, а вы почему уехали из СССР?
Так, начинается, подумал я. Как будто он не видел моих анкет, автобиографии, сведений о моих двух запрещенных фильмах и всего прочего, что лежит в моей папке.
Эти мысли, конечно, тут же отразились на моем лице, поскольку в силу своего повышенного кровяного давления я никогда не умел и не умею сдерживать эмоции (или наоборот), и потому Питер поспешно сказал:
– Нет, я не для анкеты спрашиваю, а так просто, по-человечески…
Я усмехнулся:
– А вот я так просто, по-человечески, и уехал. Чтобы жить по-человечески.
– То есть не потому, что вы еврей? – уточнил он. – Ведь вы же не религиозный человек, так?
– Знаете, Питер, в вашем вопросе тоже есть некоторая неясность. Это у вас в Америке все американцы, а еврей – это определение религии человека. А в России это определение нации. И поэтому там я еврей не по религии, а по факту рождения от мамы и папы – евреев. Даже если я приму мусульманство или буду с утра до ночи есть только свинину, я все равно буду еврей – хоть тресни!