Ринальдо Ринальдини, атаман разбойников
Шрифт:
— Вот и хорошо, что Ринальдини этого не знает! Он, говорят, человек мстительный. Но, может, его и на свете больше нет.
— Весьма возможно. В Пиенце его голова, по слухам, вздета на кол.
— Да так ли это? — переспросил монах. — Но я боюсь его последователей так же, как его самого.
— Скажите, кому принадлежит вон тот чудесный замок? — перевел Ринальдо разговор на другую тему.
— С недавнего времени он принадлежит барону Ровеццо, который его купил. А прежде был собственностью семейства
— Граф Дальброго.
— Дальброго? Дальброго? Ваш род из…
— Из итальянской Швейцарии, — ответил Ринальдо.
— Ага! Из Швейцарии! Так, так!
Во время их разговора зазвонил колокол, и монах поспешил на хоры. Ринальдо уплатил за все, что съел и выпил, и отправился к замку.
Высокая стена огораживала прекрасный замковый парк. Но Ринальдо нашел открытую решетчатую дверь. И вошел в парк.
Он уже подходил к декоративному кустарнику, как заметил молодую даму. Она обернулась и, увидев Ринальдо, громко вскрикнула.
— Возможно ли? — воскликнул Ринальдо. — Могу ли я поверить собственным глазам? Аурелия?
— Это я. Здесь замок моего мужа.
— Значит, правда замужем?
— Да — к сожалению! О, лучше бы меня оставили у Донато в его глуши! Лучше бы я осталась на мызе моего приемного отца! Как я была там счастлива! Отец желал мне добра, дал за мной очень богатое приданое. Из-за этого мой муж и посватался…
— Хотите довериться мне? — спросил Ринальдо.
— Отец знает вас, и…
— Что сказал вам ваш отец обо мне? Знаете ли вы, кто я?
— Когда я спросила его, кто вы, он сказал, что вы весьма известный человек, но имени вашего он мне не назвал.
— Считайте меня графом Дальброго. Вы ведь знаете, что я друг вашего отца? Еще на днях в Чезене мы дружески беседовали. Об этом он вам ничего не рассказывал?
— Я уже давно не видела его и не разговаривала с ним.
— А он знает, что вы несчастливы?
— Если он получил мои письма, так знает. Но я в этом сомневаюсь, ведь до сих пор ни на одно из них я не получила ответа. Быть может, муж через своих шпионов прибирает их к рукам?
— Я поговорю с вашим отцом и расскажу ему все, что вы мне поручите. На что жалуетесь вы в действиях вашего мужа?
— Он истинный тиран. Нарушает супружескую верность чуть ли не у меня на глазах с продажными созданьями, которых содержит в замке. Он терзает и мучает меня бесконечными укорами…
— Какими же?
— Ах, Бог мой! Я же внебрачный ребенок… Ах! Он ведь знал это, когда предложил мне свою руку.
— Вы его тогда любили? — спросил Ринальдо.
— Да! Но теперь душа моя его не принимает.
— Куда же хотите вы уйти?
— К матери. Она аббатиса монастыря у Монтамары.
— Когда я впервые увидел Аурелию в той тихой долине, когда потом говорил с ней в мирной хижине Донато, я сказал себе: можно будет только позавидовать счастью того человека, которому Аурелия отдаст свое сердце и руку! И эта добрая, благородная душа — несчастна? Нет, право же, нет! По крайней мере, вы получите удовлетворение. В этом я вам торжественно клянусь… я — человек, который держит слово… граф Дальброго.
— Ах, граф! Почему хотите вы из-за меня поставить себя в затруднительное положение?
— Ради вас хоть в ад! За Аурелию я стал бы сражаться с чудовищами и дьяволами.
— Граф! Но вы не знаете моего мужа: эти жуткие, дико вращающиеся глаза…
— Где могу я увидеть того недостойного человека, которого вы должны называть супругом? В замке?
— Нет, он со своими собутыльниками на охоте.
— А кто эти собутыльники? — поинтересовался Ринальдо.
— Авантюристы со всех концов земли, они собрались вокруг него и вместе с ним расточают, проигрывают, пропивают мое состояние, и… Ах, Боже! Это очень скверные люди. Два француза и один сицилиец, быть может, они ускользнули из рук правосудия. Они называют себя аристократами, но наверняка не аристократы. Вы бы видели, как глумятся они надо мной своими неприличными, оскорбительными требованиями…
— Видел бы я это, так это было бы последним глумлением в их жизни. Клянусь честью!
— О граф! Вы, чужой мне человек, хотите…
— Мою добровольную клятву я сдержу и отомщу за вас. Гремящий хохот этих типов обратится в стенания, а вы получите полное удовлетворение, или… пусть я не зовусь Дальброго. Чей это портрет носите вы на груди?
— Портрет моего мужа. Он этого требует.
— Покажите-ка… Хорошо! Теперь я его знаю… Прочь этот портрет с вашей груди!
— Бога ради! Он станет истязать меня, если я не буду его носить!
— А он уже хоть раз осмелился оскорбить вас действием?
— Ах, Боже! Следы его жестокости еще сохранились на моем теле.
— О, возмездием ему будут памятные знаки, какие…
— Боже избави! Вон там, по аллее, идет муж с сотоварищами.
— Слишком поздно спасаться бегством. Оставайтесь. Я тоже остаюсь. Я друг вашего отца, который передал вам со мной привет. В моем присутствии они не осмелятся что-либо сделать. А я одним-единственным словом сражу их наповал. И, прежде чем наступит завтрашний день, вы будете спасены…