Ринальдо Ринальдини, атаман разбойников
Шрифт:
— А то кто же?! — воскликнул Чинтио и бросился в объятия Ринальдо.
— Да, черт побери! Это Чинтио! Гром и молния! — искренне обрадовался Неро и рассмеялся.
— Мое желание исполнилось, — сказал Чинтио, — мое горячее желание снова увидеть тебя. И вот я прижимаю тебя к груди, и сердце мое радостно бьется, приветствуя тебя, дорогой Ринальдо.
— Обнимайтесь сколько душе угодно, но потом и мне пожмите руку. Вы же меня узнаете, старый товарищ? — спросил Неро.
— Приветствую тебя тысячу раз, дорогой Неро!
— Я сердечно рад, что вы живы, что вы в добром здравии, поете и музицируете, — откликнулся Неро.
—
— Черт побери! Это нам очень нужно, — сказал Неро. — Мы постились, как картезианцы. Если есть у вас что-то лакомое, так давайте сюда. Мы угостимся на славу. Вот досада, что Лодовико нет с нами. Ну, надеюсь, ему тоже кое-что перепадет…
Они сели за стол. Маслом, сыром и вином они угощались на славу. Наполняли и осушали бокалы сколько душе угодно. Завязалась беседа.
— Но как же ты сюда попал? В этот дом? Ты его сам построил? — спросил Ринальдо у Чинтио.
— Когда мне, — отвечал Чинтио, — в ту ночь убийств в Калабрии удалось удрать, я, раненный, бродил в горах, пока наконец не попал к старому доброму отшельнику, он взял меня к себе в скит и ухаживал за мной. Этому славному человеку я открылся, и он так долго меня увещевал, пока я не пообещал ему, что оставлю свое ремесло и уйду в монастырь. Не смейтесь. Так почти и случилось, я было уже всерьез решился. Мой благодетель дал мне письма в монастырь, и я пустился в дорогу…
— В своем воображении я вижу тебя в пути и в монастыре… — сказал Ринальдо.
— Но я туда не дошел.
— Так я и думал! — воскликнул Неро. — Да, наш брат… и монастырь! Вино и вода! Вот уж две вещи несовместимые!
— На мою беду, я встретил шестерых наших товарищей, которые тоже спаслись. Они проживали в горном убежище, потом приняли к себе еще пятерых, и все вместе продолжали свое дело под старой вывеской, — рассказывал Чинтио. — Я дал себя уговорить, остался с ними и не пошел в монастырь. Мы ушли в глубь страны и обосновались в горах Джираче. Здесь наш отряд скоро умножился, нас было уже опять двадцать шесть человек, когда я замыслил совершить набег на богатый монастырь. Однако нам пришлось худо. Не знаю, был ли предан огласке наш замысел или так угодно было случаю, но поблизости у монастыря оказались волонтеры. Нам устроили суровую встречу, а меня едва не схватили. Но мне и на этот раз повезло, я ускользнул и благодаря своему везению попал на барку, которая шла к Мальте. На ней я и отплыл. Когда мы причалили в Сицилии, я ушел и подался в глубь острова. Мне удалось найти несколько молодцов нашего склада, мы объединились, обосновались в лесу и занялись, но в меру, тем, чем мы прежде занимались во всю силу. Мы поднабрали порядочно деньжат, и тут мои молодцы потребовали дележа. Я согласился. Они распрощались со мной, сказали, что теперь у них хватает денег, чтобы заняться честным ремеслом, и оставили меня одного. Грошовый разбой мне надоел, я прилично оделся, принял вид путешественника. Но мое пристрастие к местам укромным, вполне понятное, все крепло — я обшарил их все, надеясь, что, быть может, найду там себе сотоварищей. Однажды мне повезло, я нашел два мешочка с золотыми монетами, и они конечно же не принадлежали какому-то бедняку, поскольку были скреплены печатью с большим гербом. Став владельцем этого сокровища, я решил удалиться на покой. Набросил на себя эту рясу и пошел в деревню, что в часе ходьбы отсюда. Там обратился к лесничему
Лесничий поведал мне, что его умерший барон за три года до смерти тоже стал отшельником ради удовольствия, он построил в лесу дом и жил там до конца своих дней. Его сын обосновался в городе, постоянно нуждается в деньгах и вне всяких сомнений продаст мне лесное жилище. Лесничий оказался прав: я купил у него дом. Вот так я заполучил это убежище.
— А как ты заполучил возлюбленную? — поинтересовался Ринальдо.
— Кто сказал тебе, что у меня есть возлюбленная?
— Твое пение.
— Ага! Оно меня выдало? Ну, ладно! Да, у меня есть возлюбленная, милая, хорошая девушка, она приносит мне молоко, хлеб, яйца, масло и другие продукты, приходит ко мне каждые три дня. Это дочь лесничего.
— Пожалуй, — сказал Неро, — мы еще и свадьбу сыграем?
— А почему нет?
— Браво, Чинтио! Таким ты мне нравишься, — сказал Ринальдо.
— Таким я нравлюсь и моей девушке. Мы уже кое-что задумали. Отец ее знает о наших амурах, он хочет передать мне свою службу, переехать в мое жилье и здесь ждать конца своих дней, хочет видеть свое единственное чадо счастливым со мной.
— Дай я тебя расцелую! Возьми ее и подари ей счастье, друг! Как зовут ее? — спросил Ринальдо.
— Эуджения.
— Наполним бокалы! Да здравствует Эуджения! Твое и ее здоровье! За ваше счастье! За вашу любовь! — Ринальдо поднял бокал.
— Я от всей души присоединяюсь к тосту, но… все представляется мне каким-то странным и удивительным, — сказал Неро.
— За мое счастье и за твое, славный Чинтио! — воскликнул Ринальдо.
— И все это дело рук девушки? Видимо, правда, бабы многое могут… — сказал Неро.
— Выходит, теперь ты признаешь, как часто я бывал прав? — спросил Ринальдо.
— Так точно! Так точно! А теперь ты у меня в гостях, и счастье мое безмерно!
Совершенно неожиданно появилась Эуджения. Она обомлела, увидев у Чинтио гостей. Чинтио заметил, что она чем-то удручена, и попросил ее сказать, в чем дело.
— Моих гостей тебе бояться нечего. Это мои друзья. А секретов у тебя ведь нет?
— Секретов у меня нет, но… но я все же очень озабочена.
— Это я вижу. Что с тобой? Из-за чего ты озабочена?
— Из-за тебя.
— Из-за меня? Что мне угрожает?
— Ты конечно же слышал об известном разбойнике Ринальдини?
— О да! Кое-что слышал.
— Он здесь. В нашем краю.
— Что ты говоришь?
— Правда-правда. Он ужасный, говорят, человек! Волонтеры атаковали его шайку. Они еще бьются. Вот и наших солдат призвали, и охотников тоже. Отец считает, что ты можешь теперь получить боевое крещение и вместо него выступить с солдатами против разбойников. Я тебя знаю. Ты это сделаешь. Вот это-то меня и пугает. Тебя могут убить. И если тебя вдруг принесут мертвым, — ах! — я этого не переживу.
— Так, значит, ты хотела бы, дорогая Эуджения, чтобы выступил твой отец?
— Да, конечно же!
— Бедный старик! А если они принесут его мертвого в дом?
— О Святая Матерь Божья! Это разорвало бы мне сердце. Но тогда у меня остался бы ты. А если ты погибнешь… отец уже стар…
— Я думаю, другого возлюбленного куда легче заполучить, чем другого отца…
— Но ведь не Чинтио!
— Благодарю тебя, дорогая Эуджения, за твою искренность. Но что же нам теперь делать?