Рипсимиянки

Арм Коста

Невзирая на лютый голод, Рипсимия ела очень скромно, словно маленький полевой мышонок, и училась внутри себя говорить «нет» искушениям и мирским потребностям.

– Тело возьмёт столько еды, сколько ему необходимо, как и земля берёт столько дождевой воды, сколько ей нужно, а все те яства, съеденные свыше твоей нормы, – впрок не пойдут, это уже жадность человечья, чревоугодие, грех, – поучала гостью новая знакомая, провожая её в келью. – В жизни так же: бери столько, сколько тебе положено, довольствуйся тем, что уже имеешь. В монастыре Святого Павла к еде, как и ко всему, что принято в светской жизни, относятся скромно, порою безразлично. Послушницам хватает крова над головой, трапезы трижды в день и сна – не долгого, но полноценного. Кто-то думает, что уйти в монастырь легко, что каждому он откроет радушно двери и даст всё для счастливой жизни. Но

это не так. В стенах монастыря ищут и получают прощение, здесь живут не потому, что обычная жизнь утомила, а потому, что спасают душу. И обращаются к Богу. Если ты не хочешь и не пытаешься говорить с Ним, не желаешь усмирить себя и свой нрав, идёшь против заповедей, проявляешь гордыню и высокомерие, непокорность – ты просто здесь не сможешь, сломаешься. В монастыре живут разные девушки: кто-то из них бежал из других земель – далёких и жарких, кто-то и вовсе сирота, кого-то чуть не уничтожила тирания, – и только в стенах монастыря человек начал жить, и не в страхе, а в мире с собой и другими. Судачили ли бы о тебе послушницы монастыря? Может быть, в светской жизни они бы осудили, осмеяли, избили бы тебя, беглянку, просто потому что ты не такая, не угодная им, но в этих стенах каждая понимает и принимает другую с её жизненными падениями и ошибками, с ложью, неправедной жизнью, грехами. И каждая дева помогает другой пусть не исправить, но искупить свои грехи пред Богом, как он когда-то на кресте искупал грехи всего человечества. Люди думают, что уйти в монастырь – равносильно смерти, что ты больше не выходишь из его стен, хоронишь себя заживо. Да, монастырь – это другая жизнь, не такая, как в могущественном Риме или Афинах. Тут иначе. Тут насыщенная жизнь, интересная, если ты смотришь дальше своего носа, если ты носишь Бога в душе, учишь других открываться Ему, доверять и полагаться на Его волю – тебе здесь понравится и другого существования ты не возжелаешь. Заставляет ли Бог служить ему? Нет! Если ты идёшь служить Ему добровольно, по зову сердца – значит, ты идёшь служить Истине. Конечно, ты сейчас растеряна, мысли вихрем кружатся в твоей голове, ты много сегодня увидела, многого не понимаешь сейчас, но я попробую тебе всё объяснить. Наверное, ты хочешь узнать, к кому же мы обращаемся, зачем произносим речи во время вечери?

– Это называется «молитва», верно?

– Верно. Молитва – это те слова, которые открывают наше сердце, они приближают нас к Богу. Необходимо рассказывать Ему о своих нуждах, поведать Ему свои заботы и волнения – Господь обязательно услышит тебя. А знаешь, кто научил людей обращаться к Богу в молитве? Иисус. Он первый заговорил с Ним. И в диалоге с Богом Иисус получал утешение, радость, облегчение. Господь обижается, когда мы забываем говорить с Ним, ведь Он готов пролить на нас свет своего благословения, выслушать нас, дать свою любовь, дать больше, чем мы думаем. Самое страшное, странница, – это то, что люди пренебрегают общением с Богом – от этого их жизнь омрачается.

– А как она омрачается? Искушениями? – спросила Рипсимия. – Тот силуэт, который приходил ко мне, он сказал, чтобы я не поддавалась им…

– Да, и даже малейшее искушение приведёт к необратимым последствиям и греху. Молитва тебя оберегает от ненужных мыслей, от нарушений заповедей, от перехода на злую сторону, ведь сатана – абсолютное зло, только этого и ждёт. В своей комнате ты будешь читать, если захочешь, но прошу – обязательно говори с Господом: как пойдёшь спать, поутру – как только разомкнёшь веки, в повседневной работе – тоже молись. Зло не придёт к тебе, если внутри твоего сердца поселился Бог.

После длительного разговора девушка распахнула дверь кельи, предназначенной для гостьи. Внутри небольшой комнаты было необычайно красиво: с высокого, украшенного декоративными деревянными рейками потолка, постепенно сужающегося в конус, опускалась исихия.

– В каждой келье есть полки для книг, – она указала на небольшую полку, стоящую у кровати. – Это книги нашего монастыря, теперь они и твои. Видишь, мы тоже умеем делиться, ты – хлебом насущным, а мы – хлебом духовным. Кстати, в этих книгах есть и о нашей религии – о христианстве, и, конечно же, в библиотеке ты увидишь самую важную книгу – мы называем её Книгой Книг.

Келья пришлась по душе Рипсимии: она начала рассматривать книги, бережно переворачивая каждую страницу.

– Ты можешь остаться со мной? Я хотела бы поговорить о Боге и узнать, что я должна делать завтра?

– Утром я приду за тобой, чтобы отвести тебя на утреннюю молитву – в молельном зале мы собираемся,

чтобы поговорить с Господом. Также с нами на молитве присутствует наша матушка – ты видела её на вечере. С ней можно побеседовать обо всём, что тревожит или интересует тебя, она благословит на все дела, которые ты будешь делать в стенах монастыря. Затем, после молебна мы идём на завтрак, а после – на послушание. Оно поможет тебе от скверного характера, от страстей – и только в послушании ты сможешь обрести свободу, соблюдать заповеди Божьи и стать ближе к Царствию Небесному. Знаешь, как называют дев, которые добровольно, как и ты, приходят в монастырь? Послушницы.

– То есть послушание – это дисциплина? – поинтересовалась Рипсимия.

– Не совсем. Что есть дисциплина: подчинение правилам, которые придуманы другим человеком, так ведь? То есть один человек подчиняется другому, выполняя какие-то земные поручения. А послушание – это отречение от своего эго. Когда ты поймёшь, что жить нужно не только ради себя, кроме тебя есть ещё другие люди и ты можешь сделать их счастливыми, помогая им, – тогда преобразится и душа, и тело, и дух. Наша игуменья – это не правитель, не император, держащий абсолютную власть в своих руках. Матушка просто любит нас, любит монастырь, она помогает девам встать на праведный путь, учит нас доверять. Каждой из живущих здесь дев было сложно доверять другой, ведь кто знает, когда тебе между рёбер всадят нож? Но матушка постоянно повторяет, что только благими делами можно заслужить чьё-то доверие.

– А если у меня не выйдет заслужить ваше доверие и доверие матушки? Меня выгонят из монастыря?

– Тебя никто не сможет изгнать из Дома Божьего, девушка. Сейчас ты гостья для нас, ты только день здесь находишься, но уже проявляешь интерес к нашей жизни, к Богу, делишься с нами последним и желаешь помогать нам – ты уже вошла в послушание, и у тебя всё получится, на все твои деяния воля Божья. Скажи, странница, не будешь ли ты противиться тому, что мы будем обращаться к тебе не по имени? Меня зовут Мания, но я уже так привыкла к «сестре», что постепенно имя моё, данное при рождении, стирается из памяти.

– Я – Рипсимия. Но если вы все будете называть меня сестрой – буду только рада. Звучит тепло и приятно, особенно.

– Потому что здесь все едины и все похожи между собой. Почивай, сестра. До завтра!

Мания вышла из кельи, оставив Рипсимию наедине с собой. Рипсимия прилегла на кровать с книгой в руках. Первой девушка прочитала притчу о старце – отце дочери, которая не любила своего отца:

«Когда-то давно, где-то недалеко от Гигии, жила дочь с отцом. Отец, пока молод был – баловал дочь, всю работу делал сам – не знало его чадо, что значит трудиться ежедневно в поте и крови. Шли годы – а они, к несчастью, никого не щадят, не красят. Отец стал старцем – дочь начала его стыдиться. Её любимый отец, который всегда радовал её и баловал, носил на руках и ни в чём не отказывал – теперь стал обузой. Дочь раздражалась, когда отец дрожащими руками брал руку девушки, она не могла спокойно смотреть, как держит сухими морщинистыми пальцами ложку или пьёт из чаши, а разговоры по душам теперь не забавляли.

– Не гневайся на меня, доченька. Знаю, что испытываешь к старику отвращение – уж прости мне, что не могу быть вечно молодым, радовать тебя цветами и хватать на руки. Видишь, труд сделал из меня человека, правда, очень старого и немощного. Коли испытываешь ко мне ненависть и злобу – перетерпи. Всё образуется. Всё проходит.

И дочь рыдала от того, что не хочется ей присматривать за престарелым отцом, и не могла ничего поделать, ведь он – единственный родной человек в её жизни. И металась она от безысходности: ведь она молода, хороша собой, почему должна растрачивать свои молодые лета на отца? Ведь он всё равно скоро умрёт – зачем же быть ему нянькой и заботиться о нём, сидеть у его ложа сутками напролёт? И повторял ей седовласый отец: «Потерпи, дочь, потерпи».

И терпела она изо дня в день.

Отец продолжал любить своего единственного ребёнка, ласково отзывался на грубость, всячески угождал дочери. А в отместку получал укоры в нелюбви к отцу, в ненависти.

– Как же ты мне надоел! Ненавижу тебя! Ты обрекаешь меня на муки, отец! Сколько я могу возиться с тобой? Воду тебе давать, еду, омывать тебя! Надоел мне своей немощностью! – безжалостно кричала дочь.

– Не дочь моя в тебе говорит сейчас, а искушение, враг твой. Не давай волю ему, кровь моя! Потерпи! Коли не любила бы меня – не плакала бы так отчаянно и горько. Говоришь ты кому-то чужому о том, что терзает тебя, дочь моя?