Rise
Шрифт:
— Ты можешь идти, спасибо, — учтиво сказал я, и Тинки, поклонившись, аппарировал. — Ну, разворачивай, — обратился я к Гермионе.
На мгновение она застыла в нерешительности, а потом любопытство взяло верх. Аккуратно распаковав сверток, так, что обертка осталась абсолютно целой, она вынула яркую чернильницу и внимательно вгляделась в нее.
— Это магический артефакт, если можно так сказать.
— Что? — удивилась она.
— Успокойся. Темной магии в нем нет.
— Это ведь чернильница, да?
— Именно, — ответил я. — Наливаешь
— Забавно, — она хмыкнула, и повертела вещицу в руках, осмотрев со всех сторон. — Но тут очень много разных цветов.
— Да. Будет тебе экономия на разноцветных чернилах, — усмехнулся я.
— Да мне и так было неплохо, — пожала она плечами.
— Это была мамина чернильница, с ней связано много воспоминаний о маминой юности.
— Тогда я тем более не могу ее принять, — сказала Гермиона.
— Грейнджер, она сама сказала, что будет рада, если эта вещь достанется тебе. Не заставляй меня тебя уговаривать, — последняя фраза явно была лишней. Я еще плохо соображал.
— Ты, как всегда, просто невыносим, — сказала она и замолчала на некоторое время. — Спасибо, — после паузы продолжила она, — я принимаю твой подарок. Она очень красивая, — Гермиона еще раз бросила взгляд на чернильницу и снова покрутила ее в руках.
— Рад, что тебе нравится, — сказал я и слегка улыбнулся.
— Не думай, что я перестала на тебя злиться. Я по-прежнему в бешенстве. Ты — идиот, каких еще поискать надо! — выпалила она на одном дыхании.
— Я знаю, — вздохнул я.
— Но я рада, что ты жив, — тихо добавила она, опустив взгляд. — В общем, я пойду. Скоро занятия начнутся. Я и так неделю пропустила.
— Ты что здесь все время была? — удивился я, не веря своим ушам.
— Ты умеешь привлечь внимание к своей персоне, — хмуро сказала она. — Пока.
— Постой, — попросил я.
— Что? — не оборачиваясь спросила Гермиона.
— Спасибо.
Она ушла молча, так и не обернувшись.
*
Мама вернулась только спустя полчаса после ухода Грейнджер, и не одна, а в компании директора. МакГонагалл смотрела на меня со смесью сочувствия и гнева во взгляде.
— Мистер Малфой, я надеюсь, вы больше не будете совершать необдуманных поступков. Говорю при вашей матери: еще одно нарушение, любой проступок, и я буду вынуждена просить вас покинуть Хогвартс, — строго проговорила она скороговоркой. — Думаю, что до этого, конечно, не дойдет, — смягчила она тон, увидев, как побледнело лицо мамы. — Прошу вас, будьте осмотрительнее в дальнейшем. И поправляйтесь скорее.
— Хорошо, директор. Я понял. Спасибо, — ответил я, и МакГонагалл, отрывисто кивнув, ушла.
— Сынок, мадам Помфри мне рассказала о твоих успехах. Я так счастлива. Но… Прошу тебя, не делай больше ничего, что заставит всех волноваться о тебе.
— Не буду, мама, обещаю. Прости меня, — она наклонилась, чтобы обнять меня, и я с благодарностью обнял ее в ответ.
— Мне уже пора отправляться домой, — с грустью сказала она, выпрямившись. — Пиши мне чаще, чтобы я не волновалась за тебя.
— Хорошо, я буду, — ответил я.
— Пока, дорогой. До встречи.
— До встречи, мам, — почти шепотом сказал я.
*
Мадам Помфри дала мне порцию зелья и приказала спать, потому что с уходом мамы последние мои силы закончились. Спорить я не мог и уснул, едва она оставила меня одного. Я не видел снов, и проснулся только один раз, когда мадам Помфри спорила с Алексом и Амелией. Они наперебой уговаривали ее пустить их ко мне, но переубедить медсестру было не под силу никому. Потому, вдоволь накричавшись, они покинули лазарет, хором пообещав прийти завтра и не уходить до тех пор, пока они меня не увидят.
Я улыбнулся. По крайней мере, они пришли вместе, а значит, случай со мной примирил и сблизил их, а это не могло не радовать. Я недолго думал об этом и скоро снова погрузился в сон.
Вечером меня разбудила Помфри, заставив съесть ужин, который, скорее, был предназначен какому-нибудь великану, а не мне. Она и слушать не хотела, что я совершенно не был голодным. Убедившись, что все до последней крошки направилось в мой желудок, она выдала мне еще одну порцию зелья.
— Теперь можете снова спать, — сказала она. — Если будете слушаться меня, через неделю сможете покинуть лазарет. И учтите, — она погрозила мне пальцем, — с завтрашнего дня у вас начинается интенсивный курс физических упражнений.
— Хорошо, — послушно кивнул я.
В дверь лазарета скромно постучали. Помфри, недовольно ворча себе под нос, отправилась открывать. Спустя несколько минут она вернулась с небольшим листком пергамента, сложенным вчетверо.
— Прочитаете — и сразу спать, — строго заметила она, вручила мне записку и ушла к себе.
На одной стороне пергамента зелеными чернилами была выведена надпись “Драко Малфою”. Я развернул лист — текст внутри был сиреневым — и прочитал:
Добрый вечер!
Надеюсь, ты чувствуешь себя лучше.
Учти, если ты не будешь выполнять все рекомендации мадам Помфри, я лично устрою тебе ад на земле.
Спокойной ночи.
Еще раз спасибо за подарок.
Г.Г.
Слово “ад” было подчеркнуто оранжевыми чернилами, а инициалы — красными. Я улыбнулся — Гермиона явно дала понять, что ей понравился мой подарок, несмотря на то, что она совершенно заслуженно злилась на меня.
Убрав записку под подушку, я закрыл глаза. В тишине можно было спокойно размышлять. Но тишина — это далеко не главный фактор, способствующий нормальному мыслительному процессу. Красной нитью сквозь все мои ощущения вилась одна единственная мысль: боли почти нет. Я мог расслабленно лежать, не ощущая, как она буквально разъедает меня изнутри, словно кислота.