Ритуал последней брачной ночи

Платова Виктория Евгеньевна

И улыбнулся мне. И перевернул табличку: «OPEN».

Теперь можно было входить.

Я упала ему на руки, отряхиваясь от брызг и отфырки-ваясь от нахлынувших на меня чувств. Он взъерошил темными жесткими пальцами мои темные жесткие волосы и смачно поцеловал меня в щеку.

— Не обязательно было высаживать стекло. Там колокольчик.

— Хорошо. Я буду знать. В следующий раз…

— Следующего раза не будет. Завтра я уезжаю, а тебе без меня здесь нечего делать. Вообще-то я жду тебя со вчерашнего вечера.

— Правда?..

Он

подхватил меня на руки и понес от двери. И посадил на стойку.

— Нет. Не правда. Просто у меня сегодня дела, и я задержался. Привожу в порядок бумаги.

— Понятно.

— Сиди здесь и никуда не исчезай.

— Я буду сидеть здесь и никуда не исчезну. Аурэл покинул меня, а я так и осталась сидеть на стойке. Подо мной натекла лужа, подо мной в полной боевой готовности стояли бутылки с самыми удивительными наклейками. А совсем рядом, в низком зальчике, обшитом ореховым деревом, в маленьких уютных гнездах спало вино. И у каждого вина было свое собственное нежное имя. Когда-нибудь я выучу эти имена. Все до единого…

Я закрыла глаза, сбросила ботинки и принялась болтать босыми ногами.

— Раздевайся!

Аурэл стоял совсем рядом. С рубашкой и лохматым пледом в руках.

— В смысле? — спросила я севшим голосом.

— Раздевайся — в смысле раздевайся. Или есть еще какие-нибудь другие смыслы?

— Но…

— Ты вся мокрая. Нужно высушиться.

— Но…

— Ты стесняешься? — Он несказанно удивился. — Ты меня стесняешься? Напрасно… Я очень старый человек.

— Хорошо…

Я принялась стягивать футболку через голову. А он принялся открывать бутылку коньяка. И когда я, соверщенно голая, завернулась в жесткий колючий плед, протянул мне низкую рюмку.

— Пей.

Я сделала глоток, и горло обожгла терпкая, даже на вкус янтарная жидкость.

— «Калараш», — Аурэл смешно сморщил усы. — Держу специально для девочек, попавших под дождь.

— И часто приходится открывать?

— Не часто. Совсем не часто. Сегодня — первый раз…

Я положила руки ему на плечи и рассмеялась:

— Вы удивительный!

— Я обыкновенный. — Он поправил бесстыдно разошедшийся на моей груди плед. Хотя слово «бесстыдный» можно было смело опускать.

С Аурэлом все было естественно, как в библейских виноградниках. Я, конечно, никогда не подвязывала там лозу, но все же, все же…

— Хочешь есть? — спросил он, и я снова рассмеялась:

— Как зверь.

— Ну, как зверь не получится. У меня только виноград и яблоки.

— А черешня?

— Черешня уже отошла. Вчера доел последнюю. Ты ведь так и не появилась. Что было делать?

Интересно, почему я вчера не появилась в «КАСА МАРЭ»? Какие у меня были неотложные дела? Какие задачи решала?.. Не отрывая взгляда от темного, изрытого светлыми южными морщинами лица Аурэла, я пыталась вспомнить вчерашний вечер. И не могла.

— А я могу попробовать любое вино, Аурэл?

— Любое. Скажи какое, и я разбужу его для тебя.

— Но сначала виноград и яблоки.

— Виноград и яблоки. Хорошо.

Аурэл зашел за стойку, нагнулся и выставил передо мной поднос с яблоками и гроздьями винограда. Шардонне здесь и не пахло. Хорошо, что я поехала не к Монтесуме, а к Аурэлу…

— Тебе почистить?

— Почистить.

Еще в наш первый вечер я помнила, как легко и проворно Аурэл чистит яблоки. И как сексуально. Вот и сейчас он подбросил в руке самое большое яблоко и вытащил ножик из-за голенища. Как самый настоящий цыган-конокрад… И ножик был тот же самый. Фигурный…

— Так ты поедешь со мной? Я научу тебя разбираться в винах. И в коньяках. Я покажу тебе, как рождается вино. Даже ребенок появляется на свет с меньшими муками… Эй… Ты слышишь меня?

Но я уже не слышала его. Я смотрела на нож.

Где-то я уже видела его. Я определенно его видела. Узкий серповидный клинок, узкая рукоять с маленьким колокольчиком. И трезубец в навершье. Да, я определенно его видела. Вот только где?..

Куррат!

Сэр Генри Уолинг.

«ARM AND RITUAL»!

Сегодня утром, изгнанная Рейно из комнаты, я листала эту книгу. И видела этот нож. И описание этого ножа. Нет, он не сопутствовал убийце-ваджре, их разделял добрый десяток страниц. Но это тоже было ритуальное храмовое оружие.

И вот теперь молдавский виноторговец запросто срезает им кожицу с яблока.

— Ты меня не слушаешь, — сказал он без обиды в голосе. Он был слишком мудр, чтобы обижаться. Он был слишком мудр и для всего остального.

По всему моему телу пробежала дрожь.

— Забавная вещица… Нож, я имею ввиду.

Аурэл сверкнул золотым зубом и, ловко перебирая пальцами, ухватил нож за лезвие.

— Нравится?

— Очень, — сглотнула слюну я.

— Держи.

И нож попытался скользнуть в мою руку. Ошибки быть не могло. Колокольчик на рукояти, по — темневший трезубец. И лезвие. Изогнутое и удивленно приподнятое, как бровь. Оно выглядело жаждущим крови, и сердце мое оборвалось.

— Нет… Ненавижу ножи.

— Напрасно. Ножи — самые интересные вещи в мире. После вина, разумеется.

— Разумеется, — блеклым эхом откликнулась я.

— Знаешь, сколько лет этому ножу?

— Догадываюсь…

— Правда? — Кончики его усов удивленно приподнялись.

— Думаю даже, что не сколько лет, а сколько веков.

— О, господи, ну кто тянул меня за язык?

— Верно. Ему пять веков, а я режу им яблоки. Для девочки, попавшей под дождь. У меня много таких ножей. И почти каждому я нашел самое необычное применение, — и Аурэл Чорбу зловеще улыбнулся.

Это верно. Клинок в груди виолончелиста — куда уж необычнее! Вино и ножи. Ножи и вино. Но для вина Аурэл Чорбу был богом. А для ножей — ребенком. Это видно невооруженным глазом. Что может сделать с ножом ребенок? Да все, что угодно!.. И никогда не будет ни о чем жалеть. Дети никогда ни о чем не жалеют…