Ритуал
Шрифт:
Мы разошлись по гостиничным номерам, Веофелий убрался в свою комнату спать, а Риалис наконец дождалась момента, когда можно все сказать. Странно, что в лицо не высказала. Наверно, опять боялась проклятия молчания.
– Я не верю ему! – орала Феолески. – Он убил свою жену, Клару Саторски! Сам, своими руками. Она тоже вызывала демона. И он ее прикончил. Проклял. Остановил ее дыхание. Пока вас не было, мы навели справки, запрос через архив сделали.
Она коротко пересказала. Его жена, тоже некромант, оказалась еще и демонологом. Какое пожелание высказала демону, было неизвестно, но он оставил на ней метку, и когда вечно занятый делами Веофелий заметил это, было уже поздно. Некоторое
Кажется, у меня пошатнулся пол под ногами. Веофелий, этот простодушный тип с черным, своеобразным чувством юмора. Который так помогал мне. Я села на кровать. Все равно как по башке чем-то тяжелым ударили. А Ильдару было плевать. Некромантам на смерть всегда плевать.
– Она была с меткой, как и мы, – пояснил он. – И магистр сделал то, что было нужным, чтобы не дать демонам проникнуть в этот мир. Портал был уже почти открыт, а Клара одержима давно. Ей ничто не могло помочь. Его к государственной награде даже представили. Он сумел сделать правильный выбор и спасти много людей.
Слова. Одни пустые, глупые слова. Нагромождение звуков, которые совсем ничего не значат. Как маленький рой мошек. Сказать можно что угодно. Бессонные ночи, его бессильный виноватый гнев – никогда не говори о ней! – вот это уже не слова.
Эльф во весь рост растянулся на кровати, и я с отстраненным любопытством рассматривала серые пепельные пряди в его светлых волосах. Странно, раньше вроде не было. Ну убил и убил. Веофелий же хороший человек. Ну убил и убил. Напивается каждую неделю, мне какая разница. Он хороший. И отчего я себя так паршиво чувствую.
Когда пришло время ужина, я осталась в гостиничном номере. Мне снился Ротар, который прилежно учился летать, как я ему и наказывала перед отъездом. Он вырос большим и сильным, только чешуя с проплешинами осталась. У него была умная угловатая морда, и он тихо шептал: «Все хорошо, лхани. Все будет хорошо. Почему тебе больно?»
Я не люблю, когда меня предают. Но разве он предавал? Нет. Просто грохнул свою жену, которая была почти в такой же шхэновой ситуации, на ней тоже была метка. А я думала, он хороший. Просто так. Не люблю обманываться в людях. Да нет, я и не обманывалась. Веофелий Саторски – человек со своими принципами, и совсем неплохой человек. Вот только, оказывается, кого-то убил. Н-да, идеальных людей не бывает.
После этой новости даже ритуал снятия метки прошел как-то незаметно мимо меня. Феолески, конечно, возражала, сыпала доказательствами, заявила ему в лицо все, что думает об убийстве его жены. Но он просто накинул на нее проклятие молчания и ровным голосом сказал, что после всего, что ему пришлось вытерпеть от нас, шхэновых недоучек, он проведет этот ритуал, даже если ему придется нас связать. А сил ему на это хватит.
Мы проводили ритуал прямо в гостиничном номере, в примитивном круге, начертанном смесью из нашей крови, и Веофелий Саторски не смотрел на меня, даже когда говорил мне слова освобождения от клятвы, которые я должна была повторить. Голос у меня был слабый и тихий, и я все время сбивалась и откашливалась, а слова постоянно забывались. Я тоже старалась на него не смотреть. Почему-то. Ну убил и убил. Мне-то какая разница, многие маги кого-то убивают. Боевые маги, те же все время в войнах участвуют, просто я сильно удивилась, а он не дал времени, чтобы это удивление прошло. Это же его жизнь и его выбор. Он людей спасал. Только ощущение тошноты не проходило.
– Метка с вас снята. Я сделал все, что смог. Надеюсь, разорванная связь с делхассе никак не проявится.
Он развернулся и ушел. Я растерянно присела на кровать, глядя на подсыхающую кровь и на порез, который больше и не думал затягиваться, как раньше затягивались все мои раны. Подумав, я перевязала руку платком, и ткань медленно окрашивалась красным, сначала маленькое пятнышко, потом все больше и больше. Как круги на воде, которые все расширяются, расширяются и никак не могут остановиться.
Позже я узнала, что маг почти сразу же уехал из гостиницы, собрав свои вещи. Ему до сих пор снилась его жена, и он сильно переживал из-за того, что убил ее. Он даже поселился в городе, где никто о нем ничего не знал, и когда мы узнали и подумали, что он подонок, даже я, Веоф просто этого не выдержал. Его бы догнать и извиниться, вот только была проблема в том, что я не могла смотреть ему в глаза. Может, немного попозже, я же знаю, где он живет. Даже Риалис заметно чувствовала себя неловко, она ожидала какой-то подлянки, а некромант просто уехал, не сказав никому ни слова, не требуя ни благодарностей, ни извинений. Паршивые вещи случаются и с хорошими людьми.
На следующий день мы тоже засобирались. Я ночевала в комнате с Ильдаром, а Риалис с эльфом, но мне было плевать и на это. Какая-то неизбывная бесконечная тоска. Хорошо, когда грустишь по поводу, тогда можно смириться и забыть, просто сказать «хватит», а вот когда накрывает с головой и никак это не остановишь… Когда я успокоюсь, я обязательно скажу Веофелию спасибо. С утра мы съехали, заплатив за свои комнаты. Я брела по улицам Теннари, и мне было плевать на всех красивых полуэльфов, вместе взятых. Феолески не поехала с нами, предпочла остаться с Алданом, который скоро опять станет Каэримом. Некромант же остался со мной, и мы побрели к пристани, чтобы взять билет на паром. Ильдар пытался объяснить что-то, говорил, что прикончить свою жену для великого мага – вполне хорошее дело, достойное уважения, а я, чувствуя какую-то странную звериную ярость, замахнулась дать ему в глаз, и после этого, держась от меня на расстоянии, Ильдар наконец заткнулся. Оказывается, разочаровываться это больно. Но ведь Веоф не разочаровывал, ему же самому хуже всех. Вот только бы еще перестать чувствовать эту гложущую тошноту. Завтра или послезавтра я успокоюсь и извинюсь перед ним. Ты грохнул свою жену, Вел? Да какая разница. Ты все равно хороший друг.
Друг? Хотя да. Он для меня стал другом, не нанимателем, а просто приятелем, даже больше, чем когда-либо сможет стать кто-нибудь другой. Он меня понимал. С ним можно было поговорить о чем угодно. Он бывал язвительным, а бывал и очень добрым. И он грохнул свою жену. Проклятием остановил ее дыхание. Пустяки. Тогда зачем помог нам? Искупление старых грехов? Успокоение совести? Меня бесило абсолютно все, и на борт я поднялась во взвинченном состоянии, с грохотом отпихнула чью-то сумку, с силой, беззвучно ударила железный поручень и стала смотреть, как удаляется город. Теннари, город-мечта, я буду вспоминать о нем с содроганием и самыми паршивыми ощущениями. И никогда не смогу ничего с этим поделать.
Вехкар медленно, тягуче гнал свои воды под деревянное днище, и зрелище текучей воды меня завораживало, словно она забирала по частицам меня с собой, и оставалась только пустота. Я расстроилась. Стоит признать, я просто расстроилась. Как мы прибыли в Весте, я не заметила, я не заметила даже, какая сейчас стояла погода.
– Не нравится мне все это. Холодает. И темной силой тянет. Похоже на Черные грозы в Таламаике, мне рассказывал отец, – пробормотал рядом Ильдар, которого я тоже в упор не замечала. Я дернула головой, приходя в себя: